§ 2. Этико-правовая концепция русской государственности в начале XX века в представлении П.Е. Казанского, В.Д. Каткова, Н.А. Захарова

В более поздний период самыми яркими теоретиками права, обращавшимися к проблеме особенностей российского государственного строя, его аксиологических начал следует признать П.Е. Казанского (1866 - 1947), В.Д.

Петр Евгеньевич Казанский – автор книги «Власть Всероссийского императора»²⁶⁹, вышедшей в 1913 г. Эта работа по полноте анализа российского самодержавия сравнима только с «Монархической государственностью» Л.А. Тихомирова. Николай Алексеевич Захаров – автор

²⁶⁹ Казанский П. Е. Власть Всероссийского императора. М., 2007. 600 с.

«Системы русской государственной власти»²⁷⁰, в которой подвергается критике принцип разделения властей и показывается самобытность русской государственной власти, венчаемой самодержавием. Василий Данилович Катков (1867–1919 (?)) ученый-правовед и яркий публицист, в научных и публицистических работах которого преобладали темы государства, верховной власти, самодержавия, религии, нации²⁷¹. Всех этих ученых объединял Императорский Новороссийский университет. Казанский и Катков в нем преподавали, а Захаров учился. И это вполне закономерно.

«Новороссийский же университет, - отмечает известный российский исследователь консерватизма в России М.Б. Смолин, - называли не иначе как самым реакционным университетом в России. В реальности это означало, что в университете профессора могли спокойно учить, а студенты – учиться. Революционеров же старались держать за дверями университета, что вполне удавалось до февральской революции»²⁷².

Нельзя не согласиться с А.В. Васильевым, что П.Е. Казанского и Н.А.

Захарова отличал этико-правовой подход к русской государственности.

«Они, - отмечает ученый, - не были в плену формально-юридической юриспруденции и обращались к исторической школе права. Заметна связь новороссийских ученых с традиционным правопониманием - идеей нравственно-религиозного обоснования права и синтетического соединения нравственности и права»²⁷³. Эти же слова можно с полным правом отнести и профессору Императорского Новороссийского университета В.Д. Каткову.

Все эти ученые указывали на дихотомию права и морали в западной культуре, которая была обусловлена противостоянием и классовой борьбой.

²⁷⁰ Захаров Н. А. Система русской государственной власти. М., 2002. 400 с.

²⁷¹ Катков В. Д. К анализу основных понятий в юриспруденции. Харьков, 1903. 462 с. ; Его же. О русском самодержавии. Харьков, 1906. 112 с. ; Его же. Христианство и государственность. М., 2013. 296 с.

²⁷² Смолин М. Б. Путь имперского юриста // Казанский П. Е. Власть Всероссийского императора. М., 1999. С. 14.

²⁷³ Васильев А. А. Этико-правовая концепция русской государственности П. Е. Казанского и Н. А. Захарова // Государственная власть и местное самоуправление. 2012. № 7. С. 42–46.

В русской же традиции они, напротив, сочетание права и морали, их симфоническое единство, отмечая при этом верховенство «правды» (нравственной идеи).

Так, Н.А. Захаров указывал на то, что русские правоведы недостаточное внимание уделяют проблемам связи права и морали, в том числе и при обосновании государственности. «При переходе, - отмечал Н.А. Захаров, - от общественно-государственных взглядов наших мыслителей к учениям юридическим мы сразу увидим всю бедность в определении понятий и неизменную подчиненность формуле... Из приведенных нами выше взглядов наших мыслителей на существо нашей государственной власти и народного сознания мы видим, что элемент моральный стоит на первом месте. Нравственность и право - это две сестры, и, казалось бы, такое широкое признание моральных начал в нашем государственном строе должно было повлечь за собой и изучение морали в связи с нашим правом.

всем этим указаниям психологических основ нашей власти»²⁷⁴.

Доминирование религиозно-нравственных ценностей в русской правовой культуре отмечал и П.Е. Казанский. «Было бы крупной ошибкой, - писал он, - если бы мы, увлекаясь юридическими формулами, просмотрели то, что главным основанием и двигателем жизни является не право, а национальное самосознание, религия и нравственность. Само право только постольку имеет значение, поскольку ему дает освящение нравственность. Право играет в жизни народа великую, но не всеобъемлющую роль, являясь национальным самосознанием народа... Религиозные заповеди глубже проникают в психологию народа, чем внешние обязательные правила

права»²⁷⁵.

Близкой позиции придерживался и В.Д. Катков. «Никакие юридические «ограничения» не могут здесь изменить существа дела, так как

²⁷⁴ Захаров Н. А. Система русской государственной власти. С. 120.

²⁷⁵ Казанский П. Е. Власть Всероссийского императора. М., 1999. С. 337.

это азбучная истина государственной науки, что основные законы страны носят не столько юридический, сколько нравственный характер: закрепленное бумагой на бумаге и останется, если не находит себе нравственной и религиозной санкции среди народа... Бумага - одно, а нравственная и религиозная опора власти - другое...»²⁷⁶.

Вслед за Л.А. Тихомировым всех ученых Новороссийской школы

государствоведения отличало оригинальное толкование ряда юридических понятий, прежде всего «самодержавия», «верховенства власти», «абсолютной власти», «неограниченности власти» и др. Их позиции близки смыслу, высказанному В.Д. Катковым: «Научных понятий (в строгом смысле слова научный) мы в юриспруденции не имеем. Это нужно помнить …, когда мы решаем законодательно политические вопросы и прибегаем к помощи сравнений и аналогий … Понятия юридические всегда национальные понятия»²⁷⁷.

Все названные ученые отмечали, что господство европейских

концепций в отечественном государствоведении и попытки ряда либеральных теоретиков навязать России чуждые правовые формы. С точки зрения европейского государствоведения русские начала государственного строя, прежде всего неограниченное самодержавие российского императора,

²⁷⁶ Катков В. Д. Христианство и государственность. С. 26.

²⁷⁷ Цит. по: Катков В. Д. Христианство и государственность. С. 286.

²⁷⁸ Там же. С. 287.

²⁷⁹ Там же.

представлялось либеральной наукой отживающим анахронизмом, а отсутствие юридических пределов власти царя объявлялось равнозначным признанию деспотизма и произвола в управлении страной. Проевропейски настроенные мыслители, отмечал Н.А. Захаров, стремятся превратить самодержавие в конституционную монархию и подчинить идее верховенства закона, что чревато разрушением национальных государственных традиций. Очень убедительной в этой связи представляется образное выражение В.Д. Каткова, отмечающее невозможность и опасность государственно-правовой аккультурации: «Не по платью растет человек, а платье шьют сообразно росту его организма. Учреждения страны не навязываются ей, а растут в зависимости от особенностей ее жизни. Не климат Архангельской губернии сообразуется с одеждой ее обитателей, а обитатели ее одеваются сообразно требованиям местного климата.

успехом»²⁸⁰.

Малообъяснимое стремление отечественных юристов (в частности Гессена, Шалланда, Кокошкина, Лазаревского) привнести в русский государственный строй европейские идеалы и институты, отмечал Н.А. Захаров, чревато разрушением отечественной государственности. «Трудно установить, в силу каких условий происходит это нежелание скроить перчатку юридических концепций по русской руке, вероятнее всего, в силу психосоциологических условий поклонения перед внешней стороной Запада, полнейшего обособления науки права от реальной жизни и пассивности нашей натуры, но, во всяком случае, как с кафедры, так и в литературе мы все время слышим о правовом строе Запада и весьма мало - об общих

началах нашего государственного строя»²⁸¹. Государствовед убежден, что

²⁸⁰ Катков В. Д. Христианство и государственность. С. 11.

²⁸¹ Захаров Н. А. Система русской государственной власти. С. 34.

современная наука государственного права базируется на европейской доктрине, раскрывающей строй европейских стран, оставляя в стороне своеобразие других государств, включая Россию.

Наука о государстве, писал Захаров, «должна быть проста, ясна, общедоступна и носить в себе отражение общественного устройства», «а не повелевать и не порабощать себе общественное сознание запутанными умозаключениями, подчас трудно приложенными на практике»²⁸². По мнению Н.А. Захарова изучать государственный строй необходимо только в связи с историей его развития. Игнорирование исторических основ государственной жизни, неприятие в расчет особенностей быта и народной психологии приводит к узкому взгляду на государственный строй, не отражающему действительности, бросающему семена новых политических институтов, которые не могут взойти на чуждой почве.

развития», «оно, как и отдельная личность, всегда имеет свои индивидуальные особенности, и последние бывают всегда более оригинальны и разительны, чем индивидуум более силен и независим»²⁸³.

Созвучные мысли о государственно-правовой самобытности России и опасности правовой аккультурации есть и у П.Е. Казанского. «Каждый народ, - считал ученый, - должен идти своим историческим путем, преемственно развивая формы своего государственного строя, углубляя и расширяя русло своей правовой жизни. Движение вперед обычно состоит лишь в более совершенной выработке форм национальной, в том числе и юридической жизни»²⁸⁴.

Все консервативные правоведы отмечали невозможность обоснования

русского самодержавия исключительно юридической точки зрения. К царской власти нужно подходить с исторических, психологических и нравственно-религиозных позиций. На самобытность русского

²⁸² Захаров Н. А. Система русской государственной власти. С. 36.

²⁸³ Там же. С. 38.

²⁸⁴ Казанский П. Е. Власть Всероссийского императора. М., 1999. С. 22.

государственного строя и организации власти - самодержавия, по мысли консервативных юристов, оказали ряд факторов.

Во-первых, это исторические условия образования российского государства, а, во-вторых, духовный склад государственнообразующего народа, определяемый Православием.

Обращение к исследованию, прежде всего, самодержавия объяснялось, с одной стороны, юридической специальностью всех ученых, а с другой, их убеждением, что именно верховная власть выступает «охранительницей идеи русского государства»²⁸⁵.

«Две категории фактов, неосуществимых ни для чьей воли, - отмечал В.Д. Катков, - кроме воли Проведения, лежат в основе идеи Самодержавия:

1) внешние факты русской государственной жизни и 2) душевный строй народа»²⁸⁶.

Основные черты государственного уклада, по мнению АВ.Д. Каткова определяются не волей отдельного лица, а историей; «изменить их самый сильный государь также бессилен, как он бессилен дать стране иной, лучший климат»²⁸⁷.

С точки зрения Н.А. Захарова, русское самодержавие создавалось

органически под влиянием византийского православия и развития идеи вотчины. Для Западной Европы была характерна конкурентная борьба могущественной земельной аристократии за власть. Западноевропейские короли находились в постоянном противоборстве с крупными земельными магнатами. Российская же аристократия, получавшая земельные наделы от самодержца, была зависима от него и не играла роли конкурента. Взгляд на царство как вотчину порождал патриархальные отношения между царем и народом, а православие освящало власть и возлагало на царя ношу служения и заботы о народе.

²⁸⁵ Цит. по: Захаров Н. А. Система русской государственной власти. С. 322.

²⁸⁶ Катков В. Д. О русском самодержавии // Катков В. Д. Христианство и государственность. С. 10.

²⁸⁷ Там же. С. 12.

Западные теории правового государства, гражданского общества, разделения властей выросли в исключительно европейских условиях, где для них были исторические предпосылки. В частности, концепция Монтескье о разделении властей выросла на почве борьбы монарха, земельной аристократии и третьего сословия за властные привилегии, характерной для Европы, с целью обеспечения социального компромисса. Отечественная же история в целом демонстрировала умение власти и сословий, - отмечал ученый, - найти компромисс и обойтись без крайних форм решения социальных противоречий, чему, в частности, служил соборный принцип устройства жизни. Отсюда и попытка выработать политически институты, базирующиеся на принципах единства и неразделенности власти, идее симфонии, соборных форм решения социальных, политических и религиозных конфликтов. Если на Западе, - отмечал ученый, - конфликт решался сначала с помощью силы и войны, а потом за счет юридических механизмов - договоров, конституций, теорий разделения властей и верховенства закона и пр., то в России споры решались на основе соборных институтов - общинного суда, Земских Соборов, а также с опорой на религиозно-нравственные начала - совесть народа и самодержавного царя. Поэтому история русского права и государственности не знает разделения властей и господства закона, а преклоняется перед единством власти самодержца и нравственными идеалами совести и добра.

Негативным моментом в истории русского самодержавия стала попытка Петра I привить к русским условиям западную идею абсолютизма, а также постепенное освобождение дворян от обязанности государственной службы при Екатерине II. Освобожденная от обязанностей российская аристократия стала настаивать на реформах в европейском духе, в т.ч. на предоставлении особых прав в управлении именно дворянству. Такой подход к русской государственности, по мнению Н.А. Захарова, расходился с историей и менталитетом народа. Поэтому период XVIII–XIX вв., ставший временем сочетания русского самодержавия с европейским абсолютизмом,

привел к ослаблению связи царя и народа и радикализации обстановки в стране. Между тем именно в этой связи коренится основная специфика властвования в России. Непременные элементы всякого государства, - писал В.Д. Катков, - Верховная власть и народ, который «осознает свою нравственную обязанность повиноваться власти и блюсти ее престиж»²⁸⁸.

Вторым важным фактором русского самодержавия стал духовный

склад государственнообразующего народа, определяемый Православием. Именно душевный склад народа, обусловленный внутренней оценкой тех благ, ради которых создаются сложные формы государственного бытия, - отмечал В.Д. Катков, - определил генезис самодержавия. «Характерною особенностью души русского народа, - писал он, - является религиозный отпечаток всего его мировоззрения»²⁸⁹.

Самодержавие коренится, прежде всего, в национальном самосознании

и нравственном идеале народа, а не в тексте закона. По словам Н.А. Захарова,

«положение монарха в государстве определяется точнее и вернее не буквой писаного закона, но суммой приписываемых ему народным сознанием прав и обязанностей»²⁹⁰.

Близкой позиции придерживался и П.Е. Казанский, отмечавший, что власть Всероссийского Императора не только значимое образование русского права, но величайшее явление «в области религиозно-нравственных отношений». Оно результат «объединительного и организационного процесса, который привел народы … к сплочению в одно великое государственное целое», в котором «нашли свое выражение и исторические судьбы русского народа, и его национальные особенности, нравственные идеалы и религиозные убеждения»²⁹¹.

П.Е. Казанский и В.Д. Катков развивали идеи о

²⁸⁸ Катков В. Д. О русском самодержавии // Катков В. Д. Христианство и государственность. С. 13.

²⁸⁹ Там же. С. 16.

²⁹⁰ Захаров Н. А. Система русской государственной власти. С. 78.

²⁹¹ Казанский П. Е. Власть Всероссийского императора. М., 2007. С. 23.

государствообразующей нации. «Народом, образующим и поддерживающим государство нужно считать не все население страны, - писал В.Д. Катков, - а только ту его часть, которая сознает свою нравственную обязанность повиноваться власти и блюсти ее престиж»²⁹². Близкой позиции придерживался и П.Е. Казанский, отмечавший, что «перед современными государствами лежит одна дорога - национальная, то же относится и к России. Надо раз и навсегда совершенно определенно установить, что развитие русского государства должно совершаться именно в русском направлении. Великое государство, населенное разнообразными по своему национальному происхождению, культуре и прошлой жизни народами, может существовать только в таком случае и до тех пор, если и пока среди

этих народов имеется один в духовном, экономическом и физическом отношении сильнейший, налагающий печать своего гения на все общежитие.

… Обычно таким народом является тот, который и создал данное государство»²⁹³. Призвание этого народа не подавлять другие, а сделать возможным в данном государстве объединительный, основывающийся на взаимных уступках процесс²⁹⁴. «Господствующий в государстве народ, - делал вывод ученый, - должен представлять собой всестороннее могущество», при этом главную составную часть его национальной силы должна составлять «духовная мощь», основанная на национальной религии и нравственности²⁹⁵.

Обращаясь к анализу категории «самодержавие», названные ученые отмечали ее национальную специфичность, которая в конечном итоге определяла и особенности русской государственности.

Центральной идеей русского государственного строя, отмечал В.Д. Катков, выступает организация верховной власти. «Основу русской

²⁹² Катков В. Д. О русском самодержавии // Катков В. Д. Христианство и государственность. С. 13.

²⁹³ Казанский П. Е. Власть Всероссийского императора. М., 1999. С. 20–21.

²⁹⁴ См. там же.

государственности, - писал он – составляет, как известно, Верховная Самодержавная власть Всероссийских императоров»²⁹⁶. При этом никем из названных ученых самодержавие не определялось как форма правления.

В.Д. Катков полагал, что самодержавие может приобретать различные формы, включая парламентскую. «Идея самодержавия, - писал он, - не есть исключительная особенность русской государственности. В скрытом виде, в виде тенденции или потенции, и в открытом виде положительного факта идея самодержавия известна как прошлой истории человечества, так и жизни современных народов. Где нет личного Самодержавия, самодержавия императоров, там оно сменяется идеей коллективного самодержавия, самодержавия парламентов, самодержавием организованных народов…. При этом автократическое правление прикрывается парламентарными

формами»²⁹⁷.

Н.А. Захаров, анализируя изменения формы правления после революционных событий 1905 г. и последовавших конституционных реформ, пришел к выводу, что они не касаются идеи самодержавия. Появившийся новый порядок издания законов, отмечал он, не отвергает наличия самодержавной власти. Рассуждая о соотношении двух «несовместимых» понятий – «конституция» и «самодержавие», ученый пришел к выводу, что эти «два понятия не только совместимы, но одно является общим, а другое частным, если конституция - зафиксированное, установленное изложение

форм властвования, то самодержавие есть одна из этих форм»²⁹⁸.

Конституция не отменяет самодержавия. Она «есть зафиксированный план государственной жизни» и должна быть индивидуальна настолько, насколько

«своеобразен тот народ и государство, для которых она существует»²⁹⁹.

Россия «заимствовала конституцию во внешней форме», - отмечал ученый, -

²⁹⁶ Катков В. Д. О русском самодержавии // Катков В. Д. Христианство и государственность. С. 9.

²⁹⁷ Там же. С. 10.

²⁹⁸ Захаров Н. А. Система русской государственной власти. С. 161–162.

ее успех будет зависит от того насколько удастся «развивать вложенную в нее идею о нашей национальной власти»³⁰⁰.

К анализу организации верховной власти в Российской империи обращалось подавляющее большинство российских правоведов-теоретиков и государствоведов второй половины XIX – начала XX вв. Все признавали оригинальные особенности самодержавия, однако, по мнению Н.А. Захарова, преобладала внешняя характеристика, даваемая на основе европейских достижений науки государственного права. Его то «помещали между монархией и деспотией, как особый вид государственного властвования», то определяли «понятием тождественным неограниченной монархии», то

«смешивали самодержавие с полицейским режимом, с полицейской системой правления»³⁰¹.

Отечественные государствоведы, отмечал Н.А. Захаров, «не развивали определения внутреннего содержания самодержавия». По его мнению, слово

«самодержавие» имеет два смысла, прилагаясь к государству «оно означает независимость государства от всякой посторонней власти» (в этом смысле все независимые государства могут быть названы самодержавными), а прилагаясь к особе монарха «означает соединение всех стихий державного права»³⁰². Таким образом, Н.А. Захаров отмечал, тождественность понятий

«самодержавие» и «суверенитет». Слово «самодержавный» означает то, «что

русский царь не получил Верховной власти извне, а сам держит ее»³⁰³.

Анализируя второй смысл самодержавия – как державного права, соединяющего все «стихии государственной власти», все названые ученые обращались к соотношению с понятиями «неограниченность» и

«верховенство». Н.А. Захаров пришел к выводу о самостоятельности понятий

«неограниченность» и «самодержавие», которые, однако, объединяются в лице носителя власти - монарха. Однако «понятие неограниченности, - по

³⁰⁰ Захаров Н. А. Система русской государственной власти. С. 137.

³⁰¹ Там же. С. 132.

³⁰² Там же. С. 130–131.

³⁰³ Там же.

его мнению, - кроется в понятии верховенства как общего свойства независимой государственной власти»³⁰⁴. Этой же точке зрения придерживался и В.Д. Катков, утверждавший, что «Верховная Власть, по самому существу этого понятия, не ограничена юридически, ибо если бы она была юридически ограничена, она не была бы Верховной властью – верховной была бы власть ограничивающая»³⁰⁵.

Отсутствие юридических ограничений власти царя обусловлено, что царь должен иметь простор для принятия решений на основе совести и правды в тех случаях, когда закон молчит или может привести к несправедливости. Кроме того, наличие четких пределов власти царя может стать помехой для тех экстраординарных ситуаций, требующих неотложных решений. «Из рассмотрения самодержавной власти мы видим в нем самом, - писал Н.А. Захаров, - известную двойственность. С одной стороны, ее можно понимать как основное свойство нашей Верховной объединенной государственной власти, а с другой - как власть непосредственного волеизъявления, установленную в общих чертах в основных законах и не ограниченную в этой сфере применения или вовсе не упоминаемую, но

могущую себя проявить в экстраординарную минуту жизни государства»³⁰⁶.

А.Н. Захаров дал, на наш взгляд, точное юридическое определение самодержавия, характеризующее его внутреннее содержание, отметив в нем наличие этического аспекта. «Присоединяясь к такому понятию о Верховной власти вообще как воплощающий в себе суверенитет, - писал ученый, - мы в нашем самодержавии можем видеть органическое воспроизведение независимого, организованного общества, ограниченное в своих волевых импульсах социальным и нравственным инстинктом понимания целесообразности и пользы для государства своих действий»³⁰⁷.

³⁰⁴ Захаров Н. А. Система русской государственной власти. С. 124.

³⁰⁵ Катков В. Д. О власти русского Императора и ее недугах // Русская Речь. 1912.

№ 1870 ; Его же. Христианство и государственность. С. 220.

³⁰⁶ Захаров Н. А. Система русской государственной власти. С. 305.

³⁰⁷ Захаров Н. А. Система русской государственной власти. С. 311.

Все исследуемые авторы исходили из того, что «неограниченность» власти не означала ее «абсолютности». Сочетание неограниченности и самоограниченности Самодержавной власти выступало внутренним свойством русской государственной власти. Закрепленная в российском государственном праве юридическая неограниченность Верховной власти подразумевала фактическое самоограничение установленным правом, религиозными и национальными традициями. «Понятие внутреннего ограничения, - отмечал Н.А. Захаров, - несомненно кроется в самом существе Верховной власти», а «понятие неограниченности есть понятие относительное и обусловленное в своем применении нормами нравственных убеждений», «личным внутренним сознанием» и «сознанием общества», т.е. этическими основаниями, на которых «покоится принцип Верховной

власти»³⁰⁸.

«Государь, - отмечал В.Д. Катков, - ограничен рамками Православной Церкви и ответственностью перед Богом»³⁰⁹. Власть может изменять законы, приостанавливать и издавать новые, но не может «нарушать их», не может

«правонарушений», ибо правонарушение есть акт, не одобряемый ни моралью, ни законами, и акт, не согласный с представлением о нравственном и легальном Величии Власти»³¹⁰.

Наиболее пристальное внимание проблеме соотношения понятий, характеризующих организацию верховной власти в России, уделил П.Е. Казанский. В его книге «Власть Всероссийского императора» три очерка (из пяти) посвящены анализу понятий «верховенство», «неограниченность»,

«самодержавие».

Обращение П.Е. Казанского и др. исследователей к проблеме толкования терминов «верховенство» и «неограниченность» в начале ХХ века было связано с изменениями Свода Законов в 1906 г. Статья 4 главы

³⁰⁸ Там же. С. 131.

³⁰⁹ Катков В. Д. Христианство и государственность. С. 27.

³¹⁰ Катков В. Д. О власти русского Императора и ее недугах // Русская Речь. 1912.

№ 1870 ; Его же. Христианство и государственность. С. 220.

первой раздела первого Свода Законов издания 1906 «О существе верховной самодержавной власти» гласила: «Императору Всероссийскому принадлежит верховная самодержавная власть. Повиноваться власти его, не только за страх, но и за совесть, сам Бог повелевает». Эта статья заменила статью 1 Свода законов 1832 г., где сущность императорской власти была выражена в следующей формулировке: «Император Всероссийский есть монарх самодержавный и неограниченный. Повиноваться власти его, не токмо за страх, но и за совесть, сам Бог повелевает». В новой формулировке предикат

«неограниченная» был заменен на «верховная». П.Е. Казанский (как В.Д. Катков и Н.А. Захаров) пришел к выводу, что при наличии предикатов

«самодержавный» и «верховный» употребление или неупотребление прилагательного неограниченный ничего в существе дела изменить не может»³¹¹. Императору, отмечал он, принадлежит власть главных решений в делах государства (величайшая). Ему принадлежит, во-первых, власть правообразующая, в том числе учредительная и чрезвычайная, и, во-вторых, власть на право решений всех главных явлений государственной жизни (войны и мира, замещения государственных должностей)³¹². В условиях разрешения современной российской властью российско-украинских противоречий (в частности, Крымского вопроса) особенно актуально звучат слова П.Е. Казанского, что высшей власти «принадлежит и право чрезвычайных надправных решений, т.е. решений в тех случаях, когда обычный порядок, установленный для удовлетворения государственных нужд, оказывается не достигающим цели»³¹³.

Казанским, наряду с Катковым и Захаровым, отмечалась

неограниченность власти монарха юридическими нормами, но связанность царя народным мировоззрением, совестью монарха и Божьей волей (самоограничение самодержавия). «Юридическая неограниченность, - писал он, - отнюдь не означат произвольности, не означает фактической

³¹¹ Казанский П. Е. Власть Всероссийского императора. М., 2007. С. 337.

³¹² Там же. С. 342.

³¹³ Там же. С. 345.

неограниченности»³¹⁴. Важно установить пределы Императорской власти,

«которые она находит в области, так сказать, психологической, или духовной: в национальных стремлениях русского народа и в его религиозно- нравственных идеалах»³¹⁵.

Этот вопрос Казанский считал проблемой юридической науки, т.к.

«право творение национальной жизни народа и ближайшим образом

граничит с религиозно-нравственными установлениями»³¹⁶. Отмечая, что нельзя путать ограничения юридические и с религиозными, нравственными, личными (самоограничением). «Было бы крупной ошибкой, если бы мы, увлекаясь юридическими формулами, просмотрели то, что главным основанием и двигателем жизни является не право, а национальное

самосознание, религия и нравственность»³¹⁷.

В этой связи П.Е. Казанский подчеркивал значимость идеи единения Царя и народа, что обеспечивается национальной династией, установлением способов фактического общения Царя и народа, освящением Царской власти русской народной религией – Православной Церковью³¹⁸.

В определении собственно «самодержавия» П.Е. Казанский был

оригинален. По его мнению, «верховенство» и «самодержавие» - это два основных свойства власти Всероссийского Императора. Он дал комплексный анализ данной категории (семантический, исторический, правовой и теоретический) и пришел к выводу, что «самодержавие» высшая фактическая власть в государстве, «основа нашего государственного строя»³¹⁹.

Прибегнув к соотношению понятий «верховенство», «суверенитет»,

«самодержавие», он заключил, что в соответствии с юридической терминологией суверенитет юридический выражается термином

«верховенство», а суверенитет фактический – термином «самодержавие».

³¹⁴ Казанский П. Е. Власть Всероссийского императора. С. 440.

³¹⁵ Там же. С. 441.

³¹⁶ Там же.

³¹⁷ Там же. С. 342.

³¹⁸ Там же. С. 445.

³¹⁹ Там же. С. 528, 534.

При этом П.Е. Казанский, также как В.Д. Катков, полагал, что «нельзя придавать выражению «самодержавие» смысл единодержавия»³²⁰.

Не вполне утрачено сознание значения русской основы в краеуголии государства. Внешние формы русского понимания «Самодержавие, Православие и Народность», охраняются тщательно, хотя первое понимается в смысле западного абсолютизма, второе – в смысле лишь веры традиционной, а последняя лишь в ее внешнем признаке – языке».

П.Е. Казанский, В.Д. Катков и Н.А. Захаров, выступая за единство верховной власти, также как и Л.А. Тихомиров, не отрицали необходимости разделения функций государственного управления на законодательную, управительную и судебную. В верховенстве монархической власти данные ученые видели гарант единства государства и механизм защиты от конфронтации государственных органов. Основной задачей, которую должно решить государственное устройство, «состоит в организации духовного единства народа»³²¹.

Таким образом, в учении Л.А. Тихомирова, Н.А. Захарова, В.Д.

Каткова, П.Е. Казанского была обоснована нравственно-правовая концепция русской государственной власти. Этих ученых объединяет именно юридический анализ специфики властвования в России. Можно констатировать, что в начале XX века политико-правовой доктрине консервативной направленности удалось преодолеть публицистический характер и выработать научную концепцию, базирующуюся на синтезе русской государственной традиции и правового научного знания.

Названные ученые не разделяли точки зрения европейских либеральных государствоведов, оценивающих русские начала государственного строя, прежде всего неограниченное самодержавие российского императора, как отживающий анахронизм, а отсутствие юридических пределов власти царя равнозначным признанию деспотизма и

³²⁰ Казанский П .Е. Власть Всероссийского императора. М., 2007. С. 525.

³²¹ Там же. С. 543.

произвола в управлении страной. Все эти правоведы отмечали невозможность обоснования русского самодержавия исключительно с юридической точки зрения. Они полагали, что к царской власти нужно подходить с исторических, психологических и нравственно-религиозных позиций. Обращаясь к анализу категории «самодержавие», названные ученые отмечали ее национальную специфичность, которая в конечном итоге определяла и особенности русской государственности. При этом никем из названных ученых самодержавие не определялось как форма правления. Для сторонников этико-правовой концепции самодержавие выступало основным свойством верховной власти. Все анализируемые авторы отмечали тождественность понятий «самодержавие», «верховенство» и «суверенитет». Юридический суверенитет, по их мнению, выражается термином

«верховенство», а фактический – термином «самодержавие». Ключевым свойством верховной государственной власти признавалась также ее

«неограниченность». При этом отмечалось, что «неограниченность» власти не означает ее «абсолютности». Внутренним свойством русской государственной власти выступало сочетание неограниченности и самоограниченности. Закрепленная в российском государственном праве юридическая неограниченность Верховной власти подразумевала фактическое самоограничение установленным правом, религиозными и национальными традициями.