§ 2. Факторы и критерии социальной эффективности права

На уровень социальной эффективности права влияет целый ряд факторов, соотношение которых зависит от конкретных исторических условий, в которых находятся общество, правовая система, государство.

Рассмотрение факторов социальной эффективности права представляется необходимым начать в контексте эффективности социального регулирования в целом. Как известно, в социальной жизни каждого общества имеется целый ряд регуляторов, действующих параллельно и во взаимодействии с правом, вынуж­дающих людей соблюдать различные, в том числе правовые требования. Это про­исходит потому, что указанные регуляторы (и прежде всего экономические) находятся в единстве с правом, преследуют общие социальные цели. Право «в ка­честве системы норм выступает единственным специфическим регулятором толь­ко в особом случае, при наличии определенного конфликта, противоречия, только тогда, когда иные регуляторы не в состоянии обеспечить достижение всеобщего интереса. И тогда оно принуждает к поведению, соответствующему данному ин- тересу»^[96].

В связи с этим, общность, гармоничность с другими социальными регуля­торами выступает важным фактором эффективности правового регулирования в целом и социальной эффективности права в частности.

Исследуя факторы социальной эффективности права нужно иметь в виду, что механизмы социальной детерминации поведения людей можно познать как при исследовании воздействия на личность социальной среды, микросреды, кол­лективов, при анализе связи общественных отношений со структурой личности, так и посредством выделения в самой личности общественно значимых свойств, при рассмотрении личности как элемента конкретных социальных структур, со­вокупности социальных функций и социальных ролей, исследования ценностной ориентации личности.

В этом плане хотелось бы оговориться, что воздействие социальных норм на поведение личности может быть неоднозначным и даже противоречивым, прежде всего потому, что различные социальные нормы принадлежат разным общностям (всему человечеству, социальным группам, коллективам), которые не всегда находятся в гармоничном соответствии между собой.

Еще одна оговорка состоит в том, что в общественной системе в силу про­тиворечивости ее развития и неоднородности структуры всегда имеются опреде­ленные сферы, группы людей и отдельные индивиды, в отношении которых не­правовые социальные нормы оказываются малоэффективными и потому позитив­ное право всегда оказывается необходимым. Все это ставит на повестку дня про­блему групповой и этнической дифференциации социальной эффективности пра­ва и его требований.

Исследование факторов именно социальной эффективности права необхо­димо предварить рассмотрением факторов эффективности права вообще, а не только в ее социальном аспекте. В этом плане было бы весьма полезно хотя бы кратко проанализировать те теоретические выводы и практические рекомендации, которые были сделаны по этой проблеме отечественной наукой.

В литературе советского периода указывалось, что основной концепцией, которая определяет подход к проблеме общественного действия права, является рассмотрение самого механизма регулирования как многофакторной системы, на функционирование которой влияет целый ряд условий. Не уравнивая и не ниве­лируя сами факторы, следует строго их классифицировать, выделив внутри них прежде всего основные и второстепенные, определяющие и дополнительные, объ­ективные и субъективные, материальные и духовные, идеологические и социаль­но-психологические и т.д^[97].

Следует отметить, что советские ученые фактически не разграничивали факторы эффективности права и факторы эффективности норм права, в т.ч.

В советской юридической науке эффективность правовых норм (а именно к системе норм государства право, собственно, и сводилось) приоритетно связыва­лась с экономическим фактором, а также с политикой государства и классовой дифференциацией. Так, Л. С. Явич указывал, что «эффективность правового воз­действия на общественные отношения в значительной (если не решающей) степе­ни зависит от своевременного приведения права в соответствие с новыми потреб­ностями экономического развития»^[98]. Степень действенности системы права он ставил в зависимость от ее соответствия объективно сложившейся системе произ­

водственных отношений на данном этапе ее зрелости и развития^[99]. Помимо этого, по его мнению, «действенность правового регулирования общественных отноше­ний зависит от характера политики, выраженной в законах, классовой структуры общества и от того, насколько реально политика государства обеспечивает факти­ческое осуществление юридических норм»^[100]. И. С. Самощенко, В. И. Никитин­ский, А. Б. Венгеров указывали, что основными и общими условиями, определя­ющими эффективность правового регулирования, являются экономический строй и обусловленное им культурное развитие общества, соответствие правовых пред­писаний требованиям морали и уровню правосознания, учет общих принципов управления. Важнейшим условием эффективности правовых норм они также счи­тали опосредствование в правовых предписаниях требований социально­экономических и политических закономерностей социализма^[101].

На отражение закономерностей социального строя как условие эффектив­ности права и правовых норм акцентировали внимание и другие авторы. Так, Д. А. Керимов писал, что эффективность действия права зависит прежде всего от того, насколько оно точно и полно отражает и правильно предусматривает реали­зацию объективных возможностей в соответствии с познанными закономерно­стями общественного развития^[102].

В качестве других важных условий эффективности норм права В. И. Ники­тинский называл учет общих принципов регулирования и управления в процессе нормотворческой деятельности; соблюдение в процессе нормотворчества правил законодательной техники; информированность адресатов о содержании правовых предписаний; режим законности^[103].

Знание законодательства гражданами как обязательное условие его эффек­тивности упоминали и другие авторы. Так, А. И. Экимов писал, что цели право­

вых норм могут быть достигнуты лишь в том случае, если содержание правовых предписаний поступает к адресатам. При незнании закона, по его мнению, бес­смысленно говорить и о каком-либо побудительном его воздействии^[104]. На режим законности и информированность адресатов о требованиях норм права как на факторы эффективности правовых норм вообще неоднократно указывалось в оте­чественной литературе. Например, режим законности как фактор эффективности правовых норм рассматривал и Ю. Х. Калмыков^[105].

На наш взгляд, данная позиция нуждается в некотором разъяснении и уточ­нении. Прежде всего, далеко не бесспорным представляется положение об ин­формированности адресатов о содержании правовых предписаний как значимом условии их эффективности. Тогда наиболее эффективными следует считать нор­мы, которые известны наиболее широко, например, нормы Конституции РФ, Уго­ловного Кодекса РФ, Правил дорожного движения, и, напротив, нормы малоиз­вестные должны отличаться весьма низкой степенью эффективности. В данном случае упускается из виду тот факт, что субъект права, и не ознакомившись с со­держанием соответствующих предписаний, имеет представление об общем по­рядке социальной жизни, о том, какое поведение социально полезно, социально допустимо либо обладает общественной вредностью.

С другой стороны, ознакомление с конкретными правовыми нормами ино­гда специально осуществляется с целью нахождения путей их сравнительно без­болезненного нарушения, а знание о сравнительно небольшом наказании за те или иные правонарушения может сыграть даже провоцирующую роль в несоблюде­нии и неисполнении соответствующих норм.

Поэтому полагаем, что важно не столько познание содержания правовых предписаний, сколько направленность такого познания, его цели, психические установки личности. В этом плане в зависимости от цели можно говорить о пози­тивном и негативном правовом познании, правомерно и неправомерно направ­ленном.

Продолжим анализ имевшихся в отечественной науке точек зрения на фак­торы эффективности права и его норм. Известный исследователь проблем эффек­тивности В. И. Никитинский к факторам эффективности норм права относил:

- опосредствование в правовых нормах требований социально - экономических и политических закономерностей социализма;

- учет общих принципов регулирования и управления в процессе нормот­ворческой деятельности;

- соблюдение в процессе нормотворчества правил законодательной техни­ки;

- информированность адресатов о содержании правовых предписаний;

- режим законности^[106];

Большую роль в разработке проблемы факторов эффективности правового регулирования сыграли труды Л. С. Явича. Эффективность правового регулиро­вания, по его, хотя и не бесспорному мнению, зависит от целого ряда обстоятель­ств, среди которых экономические, а на их основе и политические факторы игра­ют первостепенную роль. Важнейшее значение для успешного правового регули­рования общественных отношений, по мнению Л. С. Явича, имеет характер дей­ствующих при социализме экономических законов. Кроме того, эффективность правового воздействия на общественные отношения в значительной (если не ре­шающей) степени зависит от своевременного приведения права в соответствие с новыми потребностями экономического развития^[107].

В исследовании данной проблематики и в определенной мере ее социально­го аспекта большая заслуга принадлежит и В. П. Казимирчуку, который считал

существенным элементом, обеспечивающим действие социального механизма права, направление поведения путем постановки в законах и иных правовых актах социально полезной цели.

Как видим, уже в советской науке обращалось внимание на некоторые со­циальные факторы эффективности права и его предписаний, хотя факторы соб­ственно социальной эффективности права исследованию не подвергались.

Е. П. Шикин соотносил эффективность норм права с правильным выбором объектов правового регулирования, с точным и правильным учетом предельных возможностей права, его «мощности», с обеспеченностью всеми необходимыми средствами для воздействия на объект, с выполнимостью требований правовых предписаний^[109]. Хотелось бы заметить в этой связи, что важным фактором и соци­альной эффективности права представляется наличие социальных возможностей для соблюдения и исполнения правовых требований, обеспеченность права соот­ветствующими социальными средствами и механизмами своей успешной реали­зации.

С. Ю. Марочкин в свое время высказал весьма интересное предложение разделить условия эффективности норм права на социальные и сугубо юридиче­ские. К числу первых он относил, к примеру, необходимость соответствия норм объективным закономерностям развития. Юридическими условиями он считал требования к нормотворческой технике, гарантированность, соответствие метода воздействия регулируемым отношениям и т.д^[110]. Думается, что соответствие дей­ствующего в государстве права закономерностям и потребностям развития соот­

ветствующего общества выступает и фактором социальной эффективности этого права, хотя точное установление закономерностей общественного развития пред­ставляет собой весьма сложную задачу.

Ф. Н. Фаткуллин отмечал существование так называемых общих условий эффективности права. К ним (что интересно в контексте нашего исследования) он относил социальную ценность, эффективность общего правового регулирования в целом, режим законности, надлежащий уровень реализации правовых норм, сте­пень информированности адресатов об их содержании, а равно уровень их право­сознания и правовой культуры. При этом социальную ценность он считал внут­ренним фактором, обязательным условием (предпосылкой) эффективности право­вых норм^[111]. Хотелось бы согласиться с ним в том смысле, что нормы, не обладаю­щие социальной ценностью, вряд ли будут обладать социальной эффективностью. Аналогично и право в целом в конкретном государстве, если не воспринимается общественным сознанием как ценность, вряд ли может характеризоваться соци­альной эффективностью.

Другие авторы разграничивали два основных фактора эффективности пра­вовых предписаний: качество законодательства и качество правоорганизующей деятельности. В свое время К. Моллнау предлагал различать следующие виды условий эффективности правовых норм: 1) макросоциальные условия; 2) условия, связанные с политической организацией и ее деятельностью; 3) микросоциальные условия, в число которых входят признание в коллективах и малых социальных группах, семьях моральных и других нормативных систем, отношение к праву на предприятиях и в учреждениях; 4) личностные условия, включающие: характери­стики родителей, уровень образования, индивидуальные ценностные ориентации, опыт и т.д^[112].

Данный подход, как представляется, необходимо использовать и при анали­зе социальной эффективности права в целом. В частности, интерес вызывает вы­

деление так называемых микросоциальных условий, связанных с деятельностью малых социальных групп.

Полагаем, что некоторые классификации факторов эффективности, прове­денные в советской науке, страдают определенными неточностями. Прежде всего, упоминавшаяся эффективность «общего правового регулирования» неотъемлемо включает эффективность установленных правил поведения общего характера, то есть норм права. Тем самым мы приходим к выводу, что эффективность правовых норм имеет своим условием саму себя.

Далее, весьма спорно отнесение к условиям эффективности режима закон­ности. Режим законности должен рассматриваться не как условие, а как один из необходимых результатов эффективного действия норм права. Как известно, ре­жим законности представляет собой неуклонное соблюдение и исполнение право­вых предписаний всеми субъектами права, то есть, по сути, выражается в поведе­нии, реализующем правовые нормы. А точная, полная и неуклонная реализация норм права является весьма очевидным свидетельством того, что они эффективно действуют.

Режим законности возникает вместе с государством и существует в любом государстве как институте, устанавливающем правовые нормы и добивающемся их неуклонного соблюдения и исполнения. Он является следствием хотя бы ми­нимальной эффективности, результативности действия норм права. Что касается социальной эффективности права и его норм, то представляется, что режим за­конности влияет на нее вообще опосредованно.

В отечественной науке эффективность правовых норм нередко соотноси­лась с экономическим фактором, а также с политикой государства и классовой дифференциацией. Кроме того, не проводилось принципиальных различий между факторами эффективности правового регулирования и факторами эффективности конкретных норм права. Это вытекало из самого понимания права как системы установленных или санкционированных государством общеобязательных, фор­мально определенных правил поведения, обеспеченных возможностью примене­ния государственного принуждения, то есть как системы норм права.

Среди факторов эффективности правового регулирования и конкретных норм права в советской науке не раз называлось соответствие законодательства закономерностям общественно-экономического строя. Так, известные советские ученые И. С. Самощенко, В. И. Никитинский, А. Б. Венгеров обращали внимание на то, что основными и общими условиями, определяющими эффективность пра­вового регулирования, являются экономический строй и обусловленное им куль­турное развитие общества, соответствие правовых предписаний требованиям мо­рали и уровню правосознания, учет общих принципов управления. Важнейшим условием эффективности правовых норм они также считали опосредствование в правовых предписаниях требований социально-экономических и политических закономерностей социализма^[113].

На полное и точное отражение закономерностей социального строя как фактор эффективности правовых норм акцентировали внимание и другие авторы. В частности, Д. А. Керимов писал, что эффективность действия права зависит прежде всего от того, насколько оно точно и полно отражает и правильно преду­сматривает реализацию объективных возможностей в соответствии с познанными закономерностями общественного развития^[114].

В этом плане хотелось бы заметить, что правотворческой деятельности на всех уровнях должно предшествовать такое познание, познание закономерностей, тенденций и потребностей социального развития, их широкое общественное об­суждение.

Определенный интерес представляет классификация условий эффективно­сти норм авторами коллективной монографии «Эффективность правовых норм». С точки зрения социально-политической, основным условием эффективности действия правовой нормы они считали ее соответствие классовой и социальной структуре общества, системе общественных отношений, идеологии и культуре данной общественно-экономической формации. Кроме того, они предложили классифицировать условия эффективности действия нормы по основанию, свя­

занному с элементами механизма действия права. С этой точки зрения условия эффективности действия нормы будут относиться, во-первых, к самой норме; во- вторых, к деятельности правоприменительных органов; в-третьих, к особенностям правосознания и поведения граждан, соблюдающих или нарушающих требования правовой нормы^[115].

Для нашего исследования также интерес представляет мысль ряда совет­ских авторов о двух «источниках» эффективности норм права. Первый состоит в том, что правовые нормы представляют собой разновидность социальных норм, и их эффективность вытекает из характеристик социальных норм в целом - их опо­ры на коллективный опыт, обеспеченности общественным порицанием в случае нарушения. Другим «источником» выступает специфика собственно юридических норм - их формальная определенность, издание уполномоченными государствен­ными органами, обеспеченность государственным принуждением. Эти дополни­тельные факторы, несомненно, предопределяют другую степень эффективности норм права по сравнению с другими социальными нормами.

Некоторые авторы отмечали, что всякое изучение действия права должно прежде всего отвечать на вопрос: насколько полно нормы отвечают своему соци­альному назначению. Поэтому основные, важнейшие условия эффективности за­ключаются именно в самой среде, на которую воздействует право, т.е. в обще- стве,^[116] но не в самом праве.

Думается, что данная позиция нуждается в некоторой корректировке. Как известно, право является важнейшим социальным институтом и устанавливается самим обществом через систему специальных уполномоченных органов государ­ства. В праве отражаются особенности общества, общественной психологии, даже некоторые личностные особенности членов данного общества. Поэтому представ­ляется некорректным такое противопоставление факторов среды и факторов, находящихся в самом праве. На самом деле они неразрывно связаны, и вряд ли могут сравниваться в контексте своей «важности».

На наш взгляд, в соответствии с выделяемыми в литературе «двумя источ­никами» эффективности норм права, можно разграничить общесоциальные пред­посылки, то есть условия эффективности социальных норм в целом, исходящие из их сущности, природы и психологического восприятия, и «специально­юридические предпосылки», вытекающие из специфики самих норм права (обес­печенность авторитетом государства и государственным принуждением, доку­ментальная форма изложения и т.д.). При этом предпосылки социальной эффек­тивности права должны быть отграничены от факторов эффективности конкрет­ных правовых норм.

Нередко в отечественной юридической науке условия эффективности пра­вового регулирования делили на три группы: 1) совершенствование правотворче­ства, что предполагает наиболее полное выражение в нормах права общественных интересов и потребностей, усиление гарантированности юридических норм;

2) совершенствование процесса правоприменения. Акты правоприменения счи­таются гарантирующим элементом, который, в нужный момент подключаясь к нормативному регулированию, содействует процессу удовлетворения интересов;

3) повышение уровня правовой культуры субъектов права^[117]. На мой взгляд, данная классификация достаточно четко упорядочивает комплекс факторов и примени­тельно к праву в целом и может быть принята за основу одной из классификаций факторов социальной эффективности права.

В то же время следует дополнить ее другой классификацией - по субъектам социального взаимодействия. В таком случае мы получаем следующее деление факторов социальной эффективности права:

1) факторы, связанные с деятельностью государства, его правотворче­ских и правоприменительных органов;

2) факторы, относящиеся к функционированию институтов гражданско­го общества и корпоративному регулированию;

3) факторы, относящиеся к развитию этноса и межэтническому взаимо­действию;

4) международные (внешние) факторы.

Итак, вопрос об основных факторах эффективности отдельной правовой нормы в советской литературе исследован весьма подробно, хотя ряд моментов нуждается в уточнении.

На наш взгляд, в контексте отказа от классового подхода к изучению право­вых явлений (в исследованиях В. В. Лапаевой это отчетливо заметно) должны подвергнуться новому осмыслению социальные факторы эффективности.

В частности, проблема эффективности правовых норм подвергается изуче­нию в ракурсе повышения эффективности правовых средств. Например, А. В. Малько, рассматривая эффективность правовых стимулов и ограничений, к усло­виям такой эффективности относит адекватность правовых стимулов и ограниче­ний (формы) интересам, мотивам и установкам (содержанию); совершенство за­конодательной и правоприменительной деятельности; уровень правовой культуры общества и отдельной личности; состояние законности; создание конкретной, четкой, понятной и доступной каждому гражданину системы стимулов и ограни­чений в праве; индивидуальный и дифференцированный подходы к их реализа­ции, системное единство, комплексность в использовании данных юридических средств и т.д^[118].

Думается, что проблемы эффективности комплекса правовых средств с по­зиций их видов, направленности, сферы применения нуждаются в дальнейшем научном исследовании применительно к их социальным аспектам.

Представляется, что вопрос о влиянии и соотношении различных факторов эффективности нуждается в новом рассмотрении и даже определенном пересмот­ре. Нужно иметь в виду, что объективные, и прежде всего экономические факто­ры не оказывают на право автоматического и непреодолимого воздействия, они трансформируются идеологически, опосредуются духовными и психологически­

ми факторами. Психологическая детерминация законопослушного поведения глубже и эффективнее не подкрепленных психологически императивов государ­ственной власти. Представляется, что важная роль в этом контексте принадлежит социальному саморегулированию. Эффективность социального саморегулирова­ния свидетельствует, на наш взгляд, и об идеологической и воспитательной эф­фективности права. В весьма обстоятельном самостоятельном научном исследо­вании в этом плане нуждаются ценностные факторы.

В постсоветский период в исследовании эффективности действующего за­конодательства начинает больше подчеркиваться роль социальных факторов. В частности, В. В. Лапаева пишет: «В настоящее время есть все основания утвер­ждать, что наиболее слабым звеном в системе правовых факторов эффективности действующего российского законодательства является низкое социально-правовое качество законов, их неадекватность социальным реалиям, неспособность законо­дательства обеспечить согласование социальных интересов в рамках правообра­зующего интереса. Следствием этого зачастую является хаотичный, некомплекс­ный характер преобразований, когда вырвавшиеся вперед так называемые про­грессивные законы «зависают» без должной опоры, входят в противоречие с дей­ствующим законодательством. Дело в том, что реформирование подобного уров­ня и масштаба требует высокой степени согласия со стороны общества, консенсу­са между основными социально-политическими силами по поводу целей и средств реформирования общественных отношений. А такого согласия, как из­вестно, в настоящее время нет»^[119].

Все вышесказанное в полной мере относится и к проблеме обеспечения со­циальной эффективности права, существенным фактором которой является обще­ственный консенсус, а также согласие и взаимопонимание между обществом и государством по поводу проводимой политики и соответствующих преобразова­ний. Полагаю, что социальный консенсус является одновременно и фактором со­

циальной эффективности права, и в то же время социальным следствием такой эффективности. Другими словами, они взаимообусловливают друг друга.

Интерес для данного исследования представляет разграничение факторов, относящихся к юридической форме закона, и относящихся к его социальному со­держанию. При этом, к характеристикам юридической формы закона относятся: адекватность выбора способа правового воздействия, правильность определения субъектов правового регулирования, обеспечение должной координации прав и обязанностей, значимость предусмотренного нормой поощрения или санкции, наличие и действенность необходимых юридических гарантий реализации закона, «вписанность» данной нормы в систему законодательства и т.д. Социальное со­держание закона характеризуется его большей или меньшей адекватностью по­требностям регулируемых общественных отношений, его способностью быть ин­струментом согласования различных социальных интересов в рамках общезначи­мой нормы и средством разрешения социальных конфликтов^[120]. На мой взгляд, со­циальное содержание, социальная направленность закона являются одними из факторов, влияющих на его социальную эффективность. То же относится к дей­ствующему праву (законодательству) в целом.

Итак, рассмотрим теперь более подробно наиболее интересные факторы со­циальной эффективности права.

Значимым фактором социальной эффективности права является учет зако­номерностей и тенденций экономической, политической, социальной жизни. А. С. Пашков и Д. М. Чечот в свое время справедливо отмечали, что среди факто­ров, влияющих на результаты правового регулирования, первостепенное значение имеют познание и сознательное использование в процессе правотворчества объ­ективных законов общественного развития. Чем полнее отражаются и учитыва­ются в правовых нормах требования объективных законов, тем успешнее осу­ществляется само правовое регулирование. При этом отмечалось, что явления общественной жизни, непрерывно повторяющиеся под влиянием постоянного действия объективного закона, испытывают на себе влияние других факторов:

они возникают каждый раз в иное время и при иных обстоятельствах, чем пред­шествующие аналогичные явления. Поэтому при применении права необходимо учитывать историческую обстановку, условия места и времени развития обще­ственных отношений, национальные традиции, психологические особенности и уровень правосознания населения^[121].

Однако, как представляется, нельзя допускать в правовом регулировании ущемления интересов тех или иных социальных групп под флагом реализации неких «объективных законов общественного развития». Возникает также и вопрос о том, кто, собственно, определяет эти закономерности, провозглашает их в каче­стве таковых. Очевидно, что вопросы закономерностей и тенденций обществен­ного развития должны являться предметом широкого общественного обсуждения.

Следующий фактор социальной эффективности права связан с механизмом его действия. По словам Л. С. Явича, юридическая безупречность механизма дей­ствия права является необходимой предпосылкой его социальной эффективности. Социальные аспекты механизма действия права включают: 1) социальные обстоя­тельства, находящиеся вне самого механизма действия права, но которые его так или иначе детерминируют и на которые этот механизм призван оказывать обрат­ное воздействие; 2) социальные факторы и процессы, включенные в сам механизм действия права, также предопределяющие его юридическую и социальную дей- ственность^[122].

Думается, что «безупречность» должна быть не только юридической, но и социально ориентированной. Механизм действия права должен в качестве важ­нейших принципов включать равенство всех перед законом и судом, социальную справедливость, уважение прав и законных интересов как отдельной личности, так и всех социальных групп.

На социальную эффективность права оказывают влияние и качества, воз­можности самого права, взятого в конкретном культурно-историческом контек­

сте. В этом плане А. И. Гусейнов выделяет ряд основополагающих свойств, рас­крывающих социальную миссию права. Во-первых, это способность обеспечить всеобщий устойчивый порядок в общественных отношениях. Во-вторых, это спо­собность достигнуть определенности в самом содержании общественных отно­шений. В-третьих, это способность достигнуть гарантированного результата. Эта особенность права выражается в позитивных юридических обязанностях и в вы­сокой степени их обеспеченности, опирающейся на государственное принужде­ние. Такие качества позволяют рассчитывать на то, что в итоге интенсивного ис­пользования правовых средств наступит запрограммированный ожидаемый эф- фект^[123].

Очевидно, что указанные «социальные качества» права, степень их реали­зованности, оказывают влияние и на уровень социальной эффективности права, хотя «измерить» степень такого влияния вряд ли возможно. Однако эти свойства права, тем не менее, являются важными факторами его социальной эффективно­сти, факторами, относящимися к самому праву как социальному феномену и ре­гулятору.

Охарактеризуем теперь ряд факторов, относящихся к правотворчеству, его особенностям и задачам.

Значимым фактором социальной эффективности законодательства в этом плане является расширение его социальной базы. Речь идет об отражении в при­нимаемых актах интересов широких слоев населения, уважении прав социальных меньшинств. Следует согласиться с тем, что отсутствие анализа социальной структуры общества, неясность исходных целеполагающих позиций законодателя затрудняет понимание того, чью волю выражают те или иные законодательные нормы, тот или иной закон^[124].

Перед юридической и социологической наукой и практикой в связи с этим встает цель не только комплексного анализа социальной структуры общества, но

и практического преломления соответствующих исследований для решения за­дач, стоящих перед государством на данном этапе развития, и обеспечения соци­альной эффективности современного российского права.

В этом контексте перед современным российским правотворчеством также стоит ряд задач. Это: учет в правотворческой деятельности тенденций и потреб­ностей общественного развития, учет потребностей и интересов социальных групп, социальная адекватность и ориентированность законодательства, испол­нимость принимаемых правотворческих решений, т.е. их обеспеченность органи­зационными и материальными ресурсами, соответствие действующего права тре­бованиям микросреды, корпоративным нормам, гармоничное сочетание нацио­нального права с международно-правовым регулированием, адекватное регулиро­вание комплекса этнических вопросов. Все это можно объединить понятием «ка­чество принимаемых нормативных актов» или «качество закона».

К сожалению, в российской юридической науке пока нет единого понима­ния понятия «качество закона», поскольку оно было введено в научный оборот сравнительно недавно и в значительной мере является дискуссионным. В отече­ственной литературе имелся ряд попыток раскрыть содержание этого понятия^[125]. В частности, в работах по вопросам государственного управления качество управ­ленческих решений и их эффективность трактуются как близкие по значению по­нятия (в частности, указываются единые условия высокого качества управленче­ских решений и их эффективности)^[126].

В контексте данного исследования следует оговориться, что в отечествен­ной юридической науке наметились два подхода к пониманию качества закона. Одни авторы связывают качество закона с его способностью соответствовать эко­номическим и иным социальным реалиям. Так, качество закона понимается как его соответствие общественным потребностям и способность обеспечивать регу­

лирование общественных отношений сообразно поставленным при издании зако­на целям. При этом выделяются три аспекта качества закона: социальный, поли­тический и юридический^[127].

Социальная характеристика качества закона включает в себя, как минимум, три момента: во-первых, степень адекватности отражения в законе происходящих в обществе процессов, во-вторых, точность проецирования этих процессов на бу­дущее, в-третьих, прогнозирование возможных путей развития сфер общества и неразрывно связанного с этим выбора оптимальных путей правового регулирова­ния, их видоизменения в желательном для законодателя направлении. Политиче­ская составляющая качества закона представляет собой степень соответствия из­бранных законодателем вариантов регламентации общественных отношений тре­бованиям законодательной политики и задачам общественного развития на ту или иную перспективу^[128].

Другой подход к проблеме качества закона был применен В. В. Игнатенко, который полагает, что исходной основой данного вопроса может выступать фило­софская категория «качества». Данная категория раскрывает совокупность всеоб­щих признаков, которые составляют качество любого явления, процесса природы, общества или мышления, и тем самым выступает методологическим основанием в ₃ изучении качества конкретного явления, в данном случае закона^[129].

Необходимо отметить, что оба подхода не противоречат друг другу, а нахо­дятся между собой во взаимосвязи. Если при изучении качества закона в его со­отношении с экономическими, политическими и иными явлениями речь идет о качестве содержания норм права и их социальной обусловленности, то другой подход специализируется на изучении качества формы закона, присущих ему признаков как источнику права и форме изложения норм права в нормативном тексте. Поскольку форма и содержание находятся в тесной взаимосвязи, то и ка-

чество закона может быть раскрыто полно и всесторонне лишь как качество и его формы, и его содержания.

Как видим, совершенствование правотворческой деятельности, в т.ч. обес­печение качества принимаемых нормативно-правовых актов, является важным фактором социальной эффективности действующего права. В этом плане нельзя не согласиться с М. Н. Марченко, что «для того, чтобы принимаемый акт в мак­симальной степени отвечал потребностям жизни общества и был эффективен, весьма важно заранее разрешить круг проблем, касающихся его характера, фор­мы, внутренней структуры, места и роли в системе других нормативно-правовых актов. Важно также определить факторы, способствующие или, наоборот, препят­ствующие подготовке и принятию того или иного нормативно-правового акта. Необходимо четко спрогнозировать позитивные и возможные негативные (побоч­ные) последствия реализации требований, содержащихся в различных норматив­но-правовых актах»^[130].

Думается, что правильный прогноз социальных последствий действия нор­мативных актов как раз является другим важным фактором их социальной эффек­тивности и социальной эффективности всего действующего права. Необходим также постоянный мониторинг общественного мнения о последствиях вступления в силу того или иного акта и недостатках действующего законодательства в целом и анализ полученной информации правотворческими органами.

Е. А. Белканов в этом плане высказывает интересную, хотя и не бесспорную идею, предлагая создать службу мониторинга правосознания. К задачам данной структуры можно было бы отнести: 1) подготовку ежегодного плана правовой пропаганды; 2) подготовку предложений о внесении изменений и дополнений в нормативные акты; 3) дачу консультативных заключений о прогнозируемой эф­фективности действия законопроектов в случае их принятия; 4) контроль испол-

нения плана правовой пропаганды и, при необходимости и возможности, его кор- ректировку^[131].

Одним из факторов социальной эффективности права, относящимся и к правотворческой деятельности государства, и к качествам самого права, является системность действующего права (законодательства). Многообразие обществен­ных отношений и многосторонняя правотворческая деятельность предопределяют необходимость формирования государственной воли в виде самых различных, но единых по своей сущности и общей направленности правил поведения, а право есть внутренне единая система юридических норм, и только благодаря этому оно в состоянии оказывать регулирующее воздействие на социальную жизнь. Сегодня практически ни у кого не вызывает сомнений то, что действенность юридической регламентации зависит в значительной степени от согласованности юридических норм, составляющих систему права.

Поэтому, системное отражение и обслуживание общественного развития, его тенденций (что отражается и в системности действующего законодательства) является существенным фактором социальной эффективности права.

Еще одним фактором, относящимся к государству и его правотворческой деятельности и обеспечивающим социальную эффективность права, является сте­пень целенаправленности законодательства, степень направления поведения об­щества, коллектива и личности путем постановки в законах, правовых актах соци­ально полезной (прогрессивной) цели (целей). В этом проявляется своеобразная целевая функция права. Целевая функция, прежде всего, определяет, какие цели выдвигаются перед обществом, социальными группами, личностью; что влияет на выбор того или иного варианта социально значимого поведения. Значение целе­вой функции права состоит и в том, что она способствует выработке установки социально активного поведения субъектов права.

Думается, что целевой момент несколько обойден вниманием в отечествен­ном законодательстве. Очевидно, что нормы-цели должны получить в нем боль­

шее значение и большее распространение, это будет иметь и соответствующий воспитательный эффект.

Другим фактором социальной эффективности права из данной группы фак­торов является правильное, адекватное определение пределов правовой регламен­тации. В советской науке считалось, что такие пределы материально обусловле­ны. Применительно к данному исследованию можно констатировать, что в идеале правовому воздействию подвергаются лишь те общественные отношения, регла­ментация которых вообще объективно возможна, экономически и политически необходима и целесообразна.

В этом плане можно вспомнить интересную идею о верхнем (возможное) и нижнем (минимально необходимое, целесообразное) пределах правового регули­рования. Попытки регулирования, выходящего за эти пределы, будут обречены на социальную неэффективность.

Поэтому необходимо правильное познание, определение законодателем предмета и методов правового регулирования. На социальной эффективности нормы права и действующего права в целом обязательно сказывается правильный выбор общественных отношений, подлежащих правовому регулированию, и точ­ность в выборе метода правового регулирования.

Естественно, что превышение меры регулирования, попытка регламентиро­вать правом общественные отношения, объективно не нуждающиеся в такой ре­гламентации, обрекает соответствующие нормы на неэффективность. А непра­вильный подбор методов регулирования, например, чрезмерное увлечение запре­тами соответствующих общественных отношений может даже дать эффект, об­ратный предполагаемому.

В данном контексте ряд авторов указывал на необходимость правильного выбора правовых средств и целей как одно из условий эффективности норм права. Так, В. И. Никитинский отмечал, что соответствие избранных правовых средств цели - необходимая предпосылка эффективности правовой нормы, а неправиль­ный выбор средств достижения правовых целей может исказить смысл и значение

последних^[132]. А. В. Малько и К. В. Шундиков говорят о «юридическом инструмен­тарии» и правильном выборе правового режима: «Используя конкретные юриди­ческие средства, необходимо знать, как сопоставить их, чтобы они в процессе взаимодействия на определенном этапе увеличивали свою силу и приводили бы к более эффективным результатам в конкретной сфере отношений»^[133].

О необходимости точного выбора метода правового регулирования выска­зывался и О. Э. Лейст, утверждавший, что нормы эффективны лишь при условии, если не предписывают невозможное, не запрещают типичные для данного обще­ства явления и поведение и не настолько обширны в своих запретах и предписа­ниях, что превышают уровень их восприятия общественным сознанием^[134].

Перейдем к характеристике факторов социальной эффективности права, от­носящихся к правоприменительной и иной правореализующей деятельности. Это, на мой взгляд, прежде всего:

- социально ориентированная организация правоприменительного процес­са;

- обоснованность и понятность для населения принимаемых правопримени­тельных актов;

- низкий уровень коррупции и обеспечение подлинного равенства всех пе­ред законом и судом;

- обеспечение принципов законности и социальной справедливости в дея­тельности правоприменительных органов.

Все эти факторы можно объединить термином «социально ориентированная правоприменительная деятельность». Полагаю, данная группа факторов должна стать предметом самостоятельного научного исследования, в том числе в рамках процессуальных юридических наук.

Продолжим рассмотрение наиболее значимых факторов социальной эффек­тивности права. В литературе советского периода указывалось, что эффектив­ность действия правовых норм зависит от определенных объективных и субъек­тивных условий, которые относятся как к самому праву, так и сфере его реализа­ции. Всякая норма создается и действует не «в пустоте», а в реальной совокупно­сти общественных отношений, на основе и в рамках существующего обществен­ногобытия и общественного сознания. Характер взаимосвязи правовой нормы с различными сторонами общественной жизни и определяет те условия, которые в конечном счете обеспечивают эффективность ее действия. Также указывалось, что, с точки зрения социально-политической основным условием эффективности действия правовой нормы следует считать ее соответствие классовой и социаль­ной структуре общества, системе общественных отношений, идеологии и культу­ре данной общественно-экономической формации^[135].

Думается, что данное положение относится и к праву в целом как регулято­ру, и даже в большей степени, чем к отдельной правовой норме и ее эффективно­сти. Право как регулятор должно быть адекватным классовой и социальной структуре общества, системе общественных связей, идеологии и культуре социу­ма на соответствующем этапе исторического развития. В этом плане следует от­метить, что в литературе недооцениваются факторы эффективности права и его норм, относящиеся к функционированию институтов гражданского общества. По­лагаю, что проблемы взаимосвязи деятельности гражданского общества и эффек­тивности законодательства должны стать предметом самостоятельного научного исследования.

Важное место в повышении социальной эффективности права призвано сыграть целенаправленное формирование государством и его различными орга­нами, а также институтами гражданского общества соответствующего образа жизни. Образ жизни «является интегративной формой всего комплекса социаль­ных воздействий на личность и группу»^[136], представляет собой «совокупность

устоявшихся, типичных для определенных социально-экономических отношений форм жизнедеятельности народов, классов, различных социальных групп и инди­видов в материальном и духовном производстве, в общественно-политической и бытовой сфере, во взаимных отношениях и личной жизни»^[137].

Общественные отношения оказывают формирующее и регулятивное воз­действие на поведение личности. В своей совокупности это воздействие и отра­жено в образе жизни, принятом в данном обществе и поддерживаемом с помощью различных видов и средств социальной регуляции. Влияние образа жизни на по­ведение и внутренний мир человека - одна из важнейших проблем, поскольку об­раз жизни представляет интегрированную форму, в которой аккумулированы все виды социальных проявлений личности.

В советской науке было дано более 20 различных определений образа жиз­ни. Он определялся как совокупность, система существенных черт, характеризу­ющих деятельность народов, классов, социальных групп, личностей в условиях определенной общественно-экономической формации^[138]; как реально практикуе­мые нормы поведения людей, способ их повседневной деятельности в сферах труда, быта, досуга, в производстве и потреблении материальных и духовных ₃

ценностей^[139].

Следует иметь в виду, что нормативность образа жизни вовсе не означает того, что социальные нормы, его регламентирующие, возникают только по жела­нию людей, без влияния объективных закономерностей. Их творцами являются люди, но свобода действий этих людей ограничена историческими рамками дан­ной цивилизации и данного общества.

Образ жизни как категория, отражающая жизнедеятельность как общества в целом, так и отдельной личности, имеет важнейшее методологическое значение

для психологического анализа социальной детерминации поведения индивидов и социальных групп. Важнейший фактор социальной эффективности права на осно­вании вышеизложенного - гармонизация правовых предписаний и образа жизни социальных групп, целенаправленное и адекватное социальным тенденциям фор­мирование образа жизни.

Следует оговориться, что для обеспечения социальной эффективности пра­ва, в том числе при формировании образа жизни людей, необходимо избегать двух нежелательных крайностей: чрезмерной регламентации поведения, заорга- низованности, приводящей к несамостоятельности, снижению инициативы, соци­альному иждивенчеству, ограничениям в удовлетворении важных личностных по­требностей; и чрезмерной стихийности в регуляции поведения, что приводит к неопределенности, непредсказуемости социальной жизни, асоциальным эгоисти­ческим тенденциям поведения, бессистемности, беспорядочности и пр. В поиске такого оптимального соотношения должны принимать участие не только уполно­моченные государственные органы, но и институты гражданского общества. В определенной мере это перекликается с таким фактором, как определение опти­мальной меры правового регулирования.

Существенным фактором социальной эффективности права, относящимся к характеристике и функционированию гражданского общества и его институтов, можно считать корпоративный (организационный). Очевидно, что в исследовании социальных аспектов эффективности права недооцененным остается такой во­прос, как организационное поведение, его регулирование соответствующими нормами и влияние на эффективность правовых предписаний. Изучение «органи­зационного» поведения, закономерностей и механизмов участия индивида в орга­низации важно не только для общества в целом, но и для самой личности.

Эффективность функционирования социальных объединений и даже обы­денная жизнь каждого члена общества во многом зависят от психологических и социально-психологических факторов, в том числе понимания и осознания людь­ми специфики организаций и выработки необходимых навыков корпоративного поведения. Однако эта специфика и закономерности не всегда полно и адекватно

осознаются. Корпоративное поведение не присуще индивиду от рождения, не формируется автоматически. Оно требует специального социального научения, которое обычно протекает стихийно и не всегда приводит к необходимым резуль­татам.

В связи с этим необходим социально-правовой контроль за данными про­цессами, недопущение развития корпоративного сепаратизма, межгрупповой конфликтности. Важнейшим фактором социальной эффективности права является его гармоничное взаимодействие с системой корпоративной регуляции, системой корпоративных норм и правил, регламентирующих поведение социальных групп. Как известно, в обществе существуют различные правовые подкультуры, в боль­шей или меньшей степени соответствующие официальному праву. Иногда они оказываются в прямом или косвенном противоречии с официальным правом.

Основное назначение и действие групповых норм, равно как и мотивации согласия личности с нормами группы состоит, по справедливому мнению ряда ав­торов, в обеспечении существования и функционирования группы как организо­ванного целого, а ее участников как членов ее организационной системы, зани­мающих определенное положение в функциональной, операциональной и статус­ной структурах группы, в обеспечении деятельности группы как единого целого и совместной, кооперированной, коллективной деятельности ее участников^[140]. От ре­зультативности такого обеспечения во многом зависит и социальная эффектив­ность права как регулятора.

Для понимания и изучения психологических механизмов действия группо­вых норм важнейшим является факт осуществления участниками группы сов­местной кооперированной деятельности, направленной на достижение целей, не­обходимых и группе как целому, и ее участникам. Социальная эффективность права и его структурных частей во многом зависит от того, насколько эффективно оно регламентирует совместную социально значимую деятельность, насколько оперативно и результативно устраняет возникающие проблемы. Собственно, в этом у правовых и корпоративных норм много общего.

Перейдем к рассмотрению комплекса собственно социальных факторов со­циальной эффективности права.

Очевидно, что познание природы правового регулирования, его пределов, методов, условий функционирования и эффективности предполагает раскрытие его механизма как с юридической, так и с социальной стороны. Право выступает в качестве эффективного средства преобразования общественных отношений, но при условии, когда достаточно ясно представляется, каким путем, с помощью ка­ких инструментов правовые требования, нормативные предписания законов и иных юридических актов трансформируются в социальное поведение на всех уровнях его действия - общества, этнической общности, коллектива, малой соци­альной группы, личности.

Высокая социальная эффективность права предполагает высокую степень согласия со стороны общества, консенсуса между основными социально­политическими силами и социальными группами по вопросу направленности за­конодательства и основных векторов его развития.

Как верно замечает французский социолог Ж. Канапа, наряду с умножением и обогащением социальных связей в процессе вхождения индивида в социальную среду, принятия и усвоения им социальных норм, традиций, ролей и функций другой важной тенденцией социализации является усиливающаяся взаимозависи­мость и солидарность между собой отдельных групп, профессий и народов, умножение контактов отдельного индивида с другими людьми, рост чувства со- лидарности^[141].

Применительно к нашему исследованию в этом плане можно утверждать, что фактором и одновременно показателем социальной эффективности права яв­ляется общественная солидарность, которая подразумевает и солидарность лич­ности с правовой системой и государством, и корпоративную солидарность, и снижение уровня неконструктивной конфликтности в обществе.

Существенным социальным и одновременно личностным фактором обеспе­чения эффективности права, в т.ч. эффективности социальной, является успешная социализация личности в обществе, эффективное функционирование соответ­ствующих социальных процедур. Поэтому в повышении социальной эффективно­сти права важную роль, по моему мнению, призвано сыграть создание условий для эффективной социализации личности, ее личностного и профессионального роста. Существенным направлением социализации личности должна стать социа­лизация правовая.

В обеспечении процесса успешной социализации важную роль имеют ее механизмы и факторы. В частности, выделяются социально-психологические ме­ханизмы овладения социальным опытом, с одной стороны (подражание, убежде­ние, идентификация, заражение, руководство, лидерство, мода, пример, адаптация и т.д.), и те факторы внешней по отношению к психическому миру человека сре­ды, под влиянием которых происходит процесс усвоения социальной информа­ции. К последним могут быть отнесены специфические для формирования и жиз­недеятельности индивида факторы микро- и макросреды. К числу первых в свою очередь относятся семья, детские дошкольные учреждения и школа, уличные группы детей и т.д., ко вторым - вся система социальных отношений, представ­ленная различными социальными институтами, учреждениями и организациями, выходящими за рамки микросреды^[142].

Системное и целенаправленное развитие указанных механизмов является одновременно и фактором социальной эффективности права, и показателем роста такой эффективности в конкретном обществе.

А теперь перейдем к рассмотрению комплекса психологических факторов социальной эффективности права, которые можно было бы назвать факторами, относящимися к правосознанию.

Здесь следует упомянуть следующее:

1. Признание права общественным сознанием в качестве регулятора со­циальной жизни; уважение права в общественном сознании.

2. Соответствие принимаемых норм потребностям отдельной личности, социальных групп, их образу жизни.

3. Ценностное соответствие законодательства особенностям националь­ного менталитета.

4. Соответствие законодательства идеологиям и правосознанию малых групп, в т.ч. управленческих, корпоративным нормам и ценностям (эта проблема­тика была рассмотрена выше).

При исследовании факторов социальной эффективности права, относящих­ся к правосознанию, важно иметь в виду некоторые уточнения и оговорки. Например, в общественном мнении имеет место существенное различие между относительно слабым знанием правовых норм и довольно прочным знанием об­щих принципов права. Граждане, как правило, знакомы и хорошо усваивают об­щие требования права, вошедшие в правовое сознание как социальные ценности, как социальные требования, как генеральная идея, и вместе с тем частные его предписания во многих положениях им не известны. Иными словами, члены об­щества слабо знают содержание той или иной правовой нормы, в отличие от об­щих прав и обязанностей, признаваемых обществом^[143].

Таким образом, в науке и практике констатируется неравномерность уровня знания права в обществе. Этот уровень находится в зависимости прежде всего от таких факторов, как пол, возраст, образование, социальное и имущественное по­ложение лица. Наконец, он находится в связи и с отраслями законодательства: бо­лее высокий уровень зафиксирован для норм одних отраслей права и правовых институтов и меньший для других.

Далее, в литературе отмечается, что нельзя недооценивать влияние, которое оказывают на людей правовые идеи, принципы, правовое сознание, правовая культура. Они непосредственно не регулируют (не нормируют) общественные от­ношения, но определяют характер правового регулирования, его эффективность,

практическое воплощение в жизнь всех элементов механизма правового регули- рования^[144].

Интересным психологическим фактором социальной эффективности права является его соответствие массовому правосознанию, а также общественному мнению. Общественное мнение либо усиливает регулятивные свойства права, ли­бо препятствует их осуществлению. Общественное мнение о праве и само, неза­висимо от права в целом и конкретной юридической нормы, может оказывать ре­гулятивное воздействие на поведение людей, на достижение ими поставленных социально значимых целей.

Социальная эффективность права также в значительной мере зависит от то­го, стали ли правовые нормы известны тем, кому они адресованы, согласились ли субъекты соответствующих отношений с их содержанием, осознали ли необходи­мость и справедливость правовых требований, пришли ли к выводу о важности их строгого и неуклонного соблюдения и исполнения, сформировалось ли у субъек­тов уважение к праву вообще.

Еще одним психологическим фактором социальной эффективности права является, по моему мнению, его соответствие потребностям, интересам и ожида­ниям людей. Предоставление нормами права возможностей для удовлетворения потребностей, интересов, ожиданий субъектов является мощным стимулом для их реализации, для широкого распространения соответствующих общественных от­ношений.

На роль потребностей и интересов в развитии права неоднократно указыва­лось и ранее. В частности, еще Н. М. Коркунов отмечал, что юридические нормы есть нормы разграничения интересов^[145]. В. П. Казимирчук связывал эффективность права с отражением экономических, политических и духовных потребностей и интересов классов и общества в целом, направленностью на охрану прав и свобод

₃

личности^[146].

В то же время необходимо сделать оговорку, что право, защищая социаль­ные интересы и способствуя самореализации человека, не должно возвеличивать отдельную личность с ее «набором» прав. Право как многоаспектное образование является мерой свободы, мерой, закрепленной не только в нормативных актах, но и в правосознании. И в этом плане нужно помнить, что защита прав личности не должна стать оправданием духовного и социального сепаратизма, индивидуаль­ного произвола.

На мой взгляд, исследование факторов социальной эффективности приво­дит к необходимости изучения основных мотивов, поведенческих установок, по­требностей, движущих человека и его внешнее поведение. Представляет интерес в этом контексте концепция И. А. Ильина о так называемых кругах самоутвержде­ния, притязания. Он писал: «Движимая первоначально инстинктом личного и се­мейного самосохранения, каждая единичная душа выступает в виде агрессивной воли, обращается к общей основе существования и очерчивает вокруг себя круги своего нестесненного самоутверждения. Круги, очерченные каждым вокруг себя, рано или поздно, но неизбежно придут в соприкосновение и столкнутся; кон­фликт притязаний неизбежно породит вопрос о правоте притязаний, и произволь­ному установлению своих пределов придет конец: вопрос о правовом притязании есть уже вопрос о праве, зрело разрешаемый ныне признанием определенного правового статуса за каждым субъектом»^[147]. В этом плане нужно отметить, что и социальная эффективность права неотделима от его соответствия потребностям и основным мотивам человеческой личности.

Итак, в основе социальной эффективности права лежат, помимо прочих факторов, и особенности отношения к нему как результат взаимодействия лич­ностных структур, мотивов, идеалов и т.д. и требований правовых норм.

По нашему мнению, право как социальный регулятор, чтобы быть социаль­но эффективным, должно справедливо соотнести между собой «круги притяза­ния» разных людей и их объединений, соотнести их потребности и интересы на

основе некоторых выработанных культурой и общественной практикой справед­ливых критериев. Конечно, такие критерии в различных обществах и в различные исторические эпохи неодинаковы. Для того, чтобы сделать действующее законо­дательство социально эффективным, законодатель должен познать и осмыслить эти критерии, обусловленные духовным, культурным, экономическим и иным развитием общества, и закрепить и конкретизировать их в качестве основ, общих принципов права.

Следование социальным нормам того или иного вида есть результат слож­ного психологического процесса деятельности индивидуального сознания, разви­тия нравственных убеждений и ценностных систем личности, навыков обще­ственно значимого поведения, результат «работы» мотивационной системы, си­стемы внутренних регуляторов поведения - ценностных ориентаций и установок, систем личностных смыслов и значений, преобразования свойств личности. В связи с этим, работа с ценностными ориентациями, установками личности пред­ставляется важным направлением повышения социальной эффективности права и одновременно ее важным фактором. Причем это должна быть работа по их целе­направленному формированию, изменению, если это необходимо.

При этом следует заметить, что не только мотивы, потребности, интересы, но и правовые идеалы и ожидания во многом определяют правовое поведение членов общества, особенности отношения людей и социальных групп к конкрет­ным нормативным предписаниям и праву в целом. Таким образом, соответствие конкретных норм правовым идеалам и ожиданиям людей и будет обеспечивать не только психологическое принятие этих норм, но и их социальную эффективность. Нормы, не соответствующие правовым идеалам и ожиданиям общества в целом, социальных групп, будут реализовываться в лучшем случае под угрозой государ­ственного принуждения. Такая «принудительная эффективность», очевидно, бу­дет носить социально негативный характер, сопровождаться дисгармонией в от­ношениях личности и общества.

В связи с этим особенно необходима систематическая государственная и общественная деятельность по воспитанию, формированию правовых идеалов. К

такой работе должны привлекаться не только государственные органы, но и об­щественные организации, другие институты гражданского общества. Соответ­ствующая работа должна стать значимым фактором повышения социальной эф­фективности права.

Очевидно, что именно социальные ожидания и идеалы создают, формируют правовую систему, правовые нормы, правовые отношения, правовую жизнь. Нор­мы и отношения есть результат воплощения в жизнь социальных идей и идеалов.

Итак, важным направлением работы по повышению эффективности права является работа по формированию и пропаганде социальных, в том числе право­вых, идеалов и ценностей, целенаправленное формирование общественной идео­логии.

Существенное для государства и правовой системы значение имеет воспи­тание у граждан корректной, социально приемлемой постановки ожиданий по от­ношению к праву и правовым учреждениям. Такие ожидания не должны быть связаны с вредной для общества самореализацией индивида, с идеями социально­го сепаратизма или превосходства, социального угнетения.

Интерес в этом плане представляет мнение В. А. Бачинина о том, что авто­номная воля личности обладает способностью к самозаконодательствованию: для нее первозначимы императивы, исходящие от высшего нравственного авторите­та - внутреннего голоса собственной совести^[148]. Следует в этой связи заметить, что гармонизация государственной воли и автономной воли личности является важ­ной психологической основой и фактором социальной эффективности принимае­мых государством норм и права как регулятора в целом.

Другой важный аспект работы по повышению социальной эффективности права и его предписаний в связи с рассмотренными факторами - целенаправлен­ное воздействие на мотивационную систему личности, социальных и этнических групп.

Право как социально-эффективный регулятор должно, с одной стороны, предоставлять человеку возможность для активной самореализации, социально полезной или допустимой деятельности. С другой стороны, личности должно быть предоставлено право и на пассивную удовлетворенность результатами своей социально значимой деятельности, своим социальным положением, достигнуты­ми духовными и социальными успехами.

Еще один существенный фактор социальной эффективности права, связан­ный с формированием правосознания и правовой культуры и в значительной мере охватывающий собой другие факторы, - действенная система социально­правового воспитания с развитым компонентом самовоспитания. Повышение эф­фективности права неразрывно связано с целенаправленной работой по формиро­ванию потребности в самовоспитании, самосовершенствовании. Целями такой работы должны стать формирование у человека устойчивой потребности в кон­структивном самоанализе, поиске оптимальных путей и форм своей социально позитивной самореализации, гармоничная адаптация к социальной, в том числе правовой, среде. Существенную роль в воспитательном процессе призваны сыг­рать институты гражданского общества.

Важной задачей в этой связи является не просто правовое воспитание, а пропаганда определенного социально адекватного комплекса мотивов, работа по пропаганде жизненных целей и ценностей.

Очевидно, что право конкретного государства в соответствующий истори­ческий период должно как минимум:

1) учитывать основополагающие потребности человека в данном культур­но-историческом контексте.

2) вводить комплекс потребностей личности в данном обществе в соци­ально допустимые рамки посредством права.

Другими словами, право как регулятор должно, с одной стороны, «обслу­живать» и обеспечивать динамизм мотивационной системы человека, а с другой - ограничивать этот динамизм, вводить его в социально приемлемые границы. В противном случае мы получим конфликт законодательства и конкретно­

исторических особенностей развития психической жизни людей в соответствую­щем обществе. Примеры такого конфликта (обязывание доносить о совершении преступления близким родственником, борьба с мотивами обеспечения матери­ального благополучия и высокими заработками в СССР) показывают нам полную неэффективность соответствующих предписаний либо непродуктивное расходо­вание на обеспечение этой эффективности огромных государственных сил и средств.

Правотворческая политика государства должна учитывать особенности раз­вития и состояния мотивационных систем в обществе, влияния на них этниче­ских, корпоративных, конфессиональных, экономических и иных факторов.

Можно утверждать, что удовлетворение социально значимых и социально адекватных потребностей есть не только фактор, но и важнейшая цель и важней­ший показатель эффективности права, в том числе эффективности социальной, и кроме того - один из показателей самореализации личности в определенной соци­альной сфере.

Интерес в контексте исследования потребностей и интересов представляет мнение Е. М. Савельевой, которая, изучая эффективность законодательной дея­тельности, отмечает, что ее желательно оценивать в первую очередь по обеспече­нию соответствия законодательного регулирования общественным интересам и потребностям, используя следующие критерии:

- качество законодательного регулирования общественных отношений дей­ствующим законодательством (сформированным в результате законодательной работы существующих органов государственной власти за счет, как принятия но­вых законов, так и сохранения в силе ранее действовавших);

- своевременность конкретных изменений и дополнений законодательства, а также сведение к минимуму необходимых усилий граждан и организаций на приспособление к новому порядку и самих органов и учреждений государствен­ной власти - на его обеспечение;

- согласованность законодательного регулирования с иными действиями государственной власти, подкрепленность всех действующих норм и предписаний

законодательства соответствующими действиями государственных органов и учреждений^[149].

Инструментом повышения социальной эффективности права в аспекте удо­влетворения им социальных потребностей и интересов должна стать целенаправ­ленная работа государства по формированию комплекса потребностей, воспита­ние «культуры социальных потребностей». Будучи выражением и закреплением социальных отношений во внутренней структуре психики человека, потребности оказываются фактическим регулятором деятельности и поведения.

При исследовании эффективности права как сбалансированности социаль­ных интересов следует иметь в виду еще некоторые обстоятельства. Так, напри­мер, Е. Н. Трубецкой указывал, что можно привести сколько угодно примеров норм права, не соответствующих никаким интересам или прямо противных инте­ресам, их вызвавшим^[150]. Еще одним моментом, осложняющим анализ сбалансиро­ванности социальных интересов, является то, что в обществе достаточно часто встречаются «фальшивые», незаконные потребности, а также потребности нере­альные, завышенные. Однако в целом эти обстоятельства не отменяют того факта, что соответствие права потребностям и интересам социальных групп и общества в целом является важным фактором его социальной эффективности.

В психологической литературе определенное внимание, имеющее значение и для данного исследования, уделяется так называемым «социогенным потребно­стям». К собственно «социогенным», или буквально порожденным обществом, в этих исследованиях относятся некоторые специфические виды потребностей, как- то: потребность в общении, труде, самоутверждении, восприятии произведений искусства, достижениях и т.д. Существенным направлением деятельности по по­вышению социальной эффективности права, как представляется, является пропа­ганда труда как средства самореализации, образа «человека труда», пропаганда социально полезной активности, в том числе юридически значимого характера.

Итак, право как регулятор, правовая система и ее элементы играют важ­нейшую роль как в формировании потребностей и интересов личности, так и в их удовлетворении. Полагаю, соотношение между имеющимися у личности потреб­ностями и предоставляемыми в данной сфере возможностями реализовать их за­конными методами может считаться важным показателем социальной эффектив­ности, либо, напротив, неэффективности норм соответствующей отрасли либо ин­ститута законодательства.

Заслуживает внимания рассмотрение факторов социальной эффективности права с позиций уровня социальной конфликтности, уровня, если можно так вы­разиться,«конфронтации потребностей». Необходимость права и правового регу­лирования как выражения справедливости не раз связывались с социальными конфликтами. Так, Г. Д. Гурвич указывал, что «проблема справедливости возни­кает только тогда, когда допускается возможность конфликта между равнознач­ными нравственными ценностями. ...Справедливость призвана к предваритель­ному примирению действительного конфликта между персональными и транс­персональными ценностями, рассматриваемыми в качестве равнозначных»^[151]. Х. Ортега-и-Гассет отмечал: «Так называемое «общество» никогда не оправдыва­ет своего названия. Общество - это всегда, в той или иной степени, разобщен­ность, в нем действуют силы взаимоотрицания и взаимооталкивания. А посколь­ку, с другой стороны, оно хочет казаться чем-то прямо противоположным, то мы должны, наконец, понять, что общество по самой сути своей - больная, ущербная реальность и в нем происходит непрестанная борьба между действительно соци­альными элементами и поступками с элементами антисоциальными, разобщаю­щими. Чтобы добиться хотя бы минимального перевеса социальных тенденций, то есть для того, чтобы общество как таковое выжило, оно зачастую вынуждено прибегать к вмешательству «общественной власти», к насилию, вплоть до созда­ния - на более высоких ступенях развития - социального органа, в чьи обязанно­

сти входит реализовывать эту власть в формах, противостоять которым все остальное бессильно. Орган этот обычно и называется Государством»^[152].

Полагаю в связи с предметом данного исследования, что снижение уровня неконструктивной, в том числе насильственной, конфликтности в обществе будет являться важным и, что важно, измеримым показателем социальной эффективно­сти права и вместе с тем может считаться и фактором социальной эффективности права.

Думается, нельзя говорить только о том, что право как регулятор эффектив­но или неэффективно, необходимо иметь в виду, что право может быть неприспо­собленным к потребностям личности, условиям социального и психологического существования человека. Одно из проявлений этой неприспособленности и есть неэффективность действующего законодательства, его нереализованность в соци­альной жизни. Обеспечение справедливой возможности для реализации людьми своих потребностей и обоснованных социальных притязаний - важное условие успешного социального, в том числе правового, развития. Право как регулятивная система должно постоянно «сверяться» с этим ориентиром.

Очевидно, что государственное и общественное управление формировани­ем личности должно меняться в соответствии с требованиями социального разви­тия, оперативно отражать процессы повышения психологической, моральной, профессиональной и прочей компетенции личности или коллектива, социальной зрелости и формирования соответствующих механизмов саморегулирования по­ведения. Гибкость права и его институтов, его адаптация к потребностям лично­сти, социальных групп, общества в целом в конкретном культурно-историческом контексте должны подвергаться постоянному мониторингу. Формами такого мо­ниторинга должны стать постоянные социологические опросы, консультации с общественными организациями, в том числе международными, постоянный ана­лиз рекомендаций ведомств и предложений граждан, всенародные обсуждения национальных проблем и проектов и т.д.

Можно сказать, что социальная эффективность права неотделима от «соци­ального здоровья» общества и отдельной личности. В этих условиях и формиру­ется подлинно эффективное право, опирающееся на солидарность личности с си­стемой социальных институтов.

Важнейший фактор обеспечения социальной эффективности права, связан­ный с правосознанием, пропагандистской и воспитательной работой и потребно­стями личности - обеспечение правом определенной социальной иерархии, соот­ветствующей экономическому, политическому, культурному развитию общества. Разграничение различных социальных статусов, иерархическое построение обще­ства, как известно, представляют собой важнейшую закономерность социальной жизни. Поэтому представляется, что целенаправленная государственная работа по справедливому и заслуженному социальному ранжированию и пропаганде тех или иных статусов должна стать неотъемлемым элементом общей работы по гос­ударственно-правовому обеспечению самореализации личности в социально­правовых рамках, а значит - и по повышению социальной эффективности права.

Продолжим характеристику факторов социальной эффективности права, относящихся к правосознанию, его уровню и особенностям. В литературе не вы­зывает возражений то, что недостатки и дефекты общественного правосознания должны обязательно выявляться, подвергаться широкому общественному обсуж­дению и учитываться при создании законодательства. Однако такой учет должен заключаться не в том, чтобы подгонять принимаемые нормативные акты под эти недостатки и дефекты, а в том, чтобы совершенствовать механизм применения за­кона и дополнительно обеспечивать соблюдение нормы участниками обществен­ной жизни посредством таких мер, которые устраняли или уменьшали бы выяв­ленные дефекты. Особенно важным в таких случаях представляется проведение комплексных мероприятий юридического, социально-экономического и культур­но-воспитательного характера, причем на постоянной основе. Воспитательная и пропагандистская работа в этом плане остаются значимыми, хотя и незаслуженно забытыми в государственно-правовой практике факторами повышения социаль­ной эффективности права.

Еще одним важным, но недооцененным психологическим фактором соци­альной эффективности права является степень авторитета источника его издания. Социологи права отмечают, что руководство, осуществляемое на основе права, обладает определенной степенью престижа, уважения, которые возникают в силу власти, принадлежащей такому руководству. При этом здесь протекают два па­раллельных процесса - процесс индуцирования уважения к праву и процесс ради­ации (распространения) этого уважения. Второй процесс дополняет, усиливает уважение к праву, которое является результатом оценок действия права в различ­ных областях жизни. Эти оценки в сумме приводят к возникновению целостного, глобального уважения права. Этот целостный престиж права, обладая большим потенциалом, в свою очередь переносит свои отдельные элементы в те области, где право еще не приобрело своего престижа либо, наоборот, уже успело утратить его^[153]. Авторитет правотворческих органов, в свою очередь, зависит, помимо про­чего, и от того, насколько они в своей деятельности уделяют внимание справед­ливому удовлетворению интересов граждан и социальных групп.

Нельзя не сказать и о таком социально-психологическом факторе, как соци­альное признание права, его общественная оправданность. Оправданность права в сознании, в мировоззрении, идеалах и установках людей является важной соци­ально-психологической основой его эффективности. Как справедливо отмечается в литературе, государственно-правовое регулирование нуждается в том, чтобы быть понятым в антропогенном, психологическом измерении. Это позволяет сде­лать попытку выйти из той системы координат, которая ориентирована в основ­ном на техническое совершенство, логическую состоятельность, рационализм официальных государственно-правовых институтов, их соответствие экономиче­ским, политическим и другим социальным интересам^[154].

Очевидно, что как в доктрине обеспечения социальной эффективности пра­ва, так и в государственно-правовой практике должен преодолеваться «техни­

цизм», ориентация лишь на техническое совершенство норм при игнорировании их антропологического, психологического содержания.

В повышении социальной эффективности права существенную роль при­званы сыграть практические разработки психологии, к сожалению, недооценива­емые в отечественной юридической практике. Например, ценность представляют предложения «коммунальной психологии» и «психологии сообществ». Речь в данном случае идет о создании широкой сети учреждений для обеспечения кон­формного поведения членов общества. В контексте данных концепций осуществ­ляются исследования в рамках сообществ и изучаются их проблемы, определяют­ся лидеры и лица, пользующиеся доверием в сообществе, проводится корректи­ровка деятельности сообществ через этих лиц, даются соответствующие рекомен­дации государственным органам и институтам гражданского общества. В каче­стве сообщества может быть взято, в зависимости от конкретных задач, население административно-территориальной единицы, национальная группа, люди, рабо­тающие на одном или нескольких смежных предприятиях и т.д. Важно то, что это всегда группа, вызывающая озабоченность государства и общества своим соци­альным, правовым или политическим поведением.

Максвелл Джоунс предлагает модель так называемого терапевтического со­общества, основанного на следующих началах: самоанализ (каждый должен по­стоянно анализировать, что он делает и почему, изменяя процедуру своих дей­ствий в свете опыта); множественное лидерство (принятие решений, насколько это возможно, по общему согласию); обратная связь (групповое обсуждение раз­личных проблем); выражение чувств (двусторонняя коммуникация, мотивируемая какой-либо внутренней потребностью или стрессовой ситуацией и ведущая к от­крытому выражению чувств); конфронтация (встреча людей, создающая возмож­ность для социального взаимодействия, выражения чувств и социального науче­ния). Данные принципы М. Джоунс предлагает распространить на всю обще­

ственную жизнь, что, по его мнению, позволит создать правильную социальную структуру^[155].

На мой взгляд, предлагаемые социально-психологические концепции долж­ны подвергаться широкому общественному обсуждению, в том числе в средствах массовой информации (СМИ), чтобы выявить и впоследствии применить содер­жащиеся в них выводы и предложения. Право конкретного государства должно быть подчинено общественно обсужденному и одобренному ряду социальных ориентиров, имея в виду при этом не только приоритеты государственной поли­тики, но и выводы социальных наук, социальные интересы.

Другим важным фактором обеспечения социальной эффективности права, относящимся к правосознанию и правовой культуре и, соответственно, относя­щимся к психологическим, является повышение уровня юридических знаний по­средством юридического образования и оказания бесплатной юридической помо­щи. И определенные шаги в этом направлении на правотворческом уровне уже делаются^[156].

Итак, мы в первом приближении рассмотрели наиболее значимые факторы, влияющие на социальную эффективность права и его норм. Действие общих со­циальных закономерностей, влияющих на социальную эффективность права, все­гда преломляется через поведение конкретных людей, занимающих определенное положение в обществе и общественных отношениях. Несмотря на общий, непер- сонифицированный характер общественных процессов и отражающих их юриди­ческих предписаний, их действие невозможно без той или иной степени активно­го поведения конкретных людей. Последние, однако, осуществляя юридически

значимые поступки (положительного, нейтрального или негативного характера), обладают в реальной действительности широким набором характеристик, приоб­ретаемых соответственно месту, занимаемому человеком в обществе.

Интересным аспектом проблемы факторов социальной эффективности пра­ва, нуждающимся, на мой взгляд, в самостоятельном изучении, является проблема препятствий, «антифакторов» социальной эффективности, т.е. факторов, снижа­ющих такую эффективность. Проблемы факторов, препятствующих эффективной реализации политики государства, уже неоднократно исследовались в литературе. Среди них отмечались дезинтегрированность и фрагментарность общества и вла­сти, разнородность и противоречивость властного поля, низкий уровень доверия в обществе и т.д.^[157]. Однако применительно к социальной эффективности права эти вопросы освещения не получили.

Рассмотрим антифакторы социальной эффективности права несколько бо­лее подробно без попытки их классифицировать.

Прежде всего, в литературе традиционно обсуждаются такие характерные черты современного российского общества, как чувство политического и право­вого отчуждения, ощущение бессмысленности жизни, дискредитация и размыва­ние ценностей, потеря в сознании жизненной перспективы и т.д. Очевидно, что указанные явления представляют собой антифакторы социальной эффективности как права, так и других традиционных социальных регуляторов. Их можно назвать социально-ценностными (социально-аксиологическими) антифакторами.

Фактором, оказывающим отрицательное влияние на социальную эффектив­ность законодательства, является наличие так называемого теневого права, тене­вого правового регулирования. В литературе уже акцентировалось внимание на наличие так называемой «теневой» правовой жизни, теневого права^[158]. А. В. Маль- ко отмечает, что между теневой и официальной частями правовой жизни идет по­

стоянная, ежечасная, ежеминутная борьба, своеобразная конкуренция, причем важно понять, что теневой сегмент правовой жизни неистребим в полной мере^[159].

Очевидно, что теневое право не просто является антифактором социальной эффективности права, но и создает серьезные предпосылки для правового ниги­лизма, поэтому с теневым правом должна вестись постоянная государственная и общественная борьба, включающая целый комплекс идеологических и воспита­тельных мер.

А. В. Малько в качестве фактора снижения эффективности правового воз­действия указывает так называемые «препятствия». Он пишет, что в самом общем плане под препятствиями в юридической сфере можно понимать такие факторы, которые ставят преграду упорядочению социальных связей и действуют в проти­воречии с правовыми целями и принципами. Препятствия - это естественные и искусственные препоны, барьеры, тормозящие по тем или иным причинам управ­ленческий процесс и мешающие удовлетворению правомерных интересов граж­дан и организаций. По мнению А.В. Малько, препятствия противоположны нор­мам права и могут выступать как «псевдонормы», ложные предписания^[160]. Инте­ресно, что норму, «которая вследствие тех или иных причин (волюнтаризм, уста­релость, несоответствие новым условиям и потребностям и т.п.) объективно сдерживает развитие прогрессивно-положительной с точки зрения общенарод­ных, общегосударственных интересов регулируемой деятельности», В. М. Бара­нов охарактеризовал как ложную норму^[161]. Данные явления по сути представляют собой антифакторы социальной эффективности права, относящиеся к качеству самой нормы либо качеству законодательства в целом. Такие антифакторы услов­но могут быть названы формальными.

Другим формальным «антифактором» является чрезмерное увеличение нормативного массива. Увеличение числа нормативных актов, прежде всего зако­

нов, не раз подвергалось справедливой критике как в отечественной, так и в ми­ровой науке. Весьма актуальными в этой связи являются давно сказанные слова К. П. Победоносцева: «И вот мы громоздим без числа, без меры необъятное зда­ние законодательства, упражняемся непрестанно в изобретении правил, форм и формул всякого рода. Строим все это во имя свободы и прав человечества, а до того уже дошло, что человеку двинуться некуда от сплетения всех этих правил и форм, отовсюду связывающих, отовсюду угрожающих во имя гарантий свободы. Пытаемся все определить, все вымерить и взвесить человеческими - следователь­но, увы! неполными, несовершенными и часто обманчивыми формулами. Хотим освободить лицо, повсюду расставляем ему ловушки, в которые часто попадается правый, а не виноватый. Посреди бесконечного множества постановлений и пра­вил, в коем путается мысль и составителей, и исполнителей, известная фикция, что неведением закона никто отговариваться не может, получает чудовищное значение. Простому человеку становится уже невозможно ни знать закон, ни про­сить о защите своего права, ни обороняться от нападения и обвинения: он попада­ет роковым образом в руки стряпчих, присяжных механиков при машине право­судия, и должен оплачивать каждый шаг свой, каждое движение своего дела на арене суда и расправы.. .>>^[162].

Итак, по сути данный антифактор заключается в превышении меры право­вого регулирования, другими словами, представляет собой переизбыток такого регулирования. Негативное значение такого переизбытка в контексте социальной эффективности права заключается в том, что, во-первых, переизбыток законода­тельного массива снижает авторитет закона, а, во-вторых, может парализовать со­циальную активность, в том числе экономическую.

Это лишь некоторые антифакторы социальной эффективности права, отно­сящиеся к весьма разнородным моментам. В целом, проблема «антифакторов» со­циальной эффективности права нуждается в самостоятельном научном исследо­

вании применительно к их группам и характеру отрицательного воздействия. Нуждаются эти «антифакторы» и в своей классификации.

Переходим к характеристике критериев и показателей социальной эффек­тивности права. В литературе справедливо подчеркивается, что наука права при­звана дать не только анализ существующей системы норм, но и выработать кри­терии их оценки^[163]. Такие критерии должны быть выработаны и применительно к их эффективности, а также применительно к социальной эффективности права в целом.

Одновременно следует отметить и определенный «техницизм» теории эф­фективности права, что находит свое выражение и в аспекте критериев такой эф­фективности. В свое время Н. А. Бердяев отмечал, что социологи и марксисты от­влеченно подчинили человека природной и социальной среде, отвергли его ду­ховную свободу и превратили его в пассивный рефлекс природного и социально­го круговорота^[164].

Применительно к эффективности права и его норм в этом плане можно ска­зать, что эта эффективность трактуется лишь в контексте того, что они являются правилами, установленными государством, нормами позитивного права. Поэтому проблема эффективности права фактически заменяется проблемой действенности норм законодательства, а право сводится лишь к системе правил, установленных государством и фактически не соотносится с решением социальных задач и удо­влетворением социальных потребностей, что накладывает отпечаток и на пред­ставления о критериях эффективности права.

Итак, применительно к социально-правовому развитию современной Рос­сии необходимо определить наиболее важные критерии социальной эффективно­сти права.

Успешное формирование и функционирование свободной, автономной лич­ности в системе общественных связей является одним из важнейших критериев

социальной эффективности права. Естественно, что это положение нуждается в определенной конкретизации. Показателем свободной автономной личности, как представляется, будет ее позитивная социальная активность, ее инициативность, активная созидательность, что выражается в активном и эффективном участии в общественных отношениях и объединениях.

Главным поведенческим критерием социальной эффективности права явля­ется развитие социально полезной активности, обеспечение и успешная организа­ция социально полезной деятельности субъектов права, в т.ч. этнических и иных социальных общностей. Целевым критерием социальной эффективности права может считаться обеспечение им сплоченности общества, его направленности на решение общих задач. Психологическим критерием социальной эффективности права является его признание в общественном сознании, признание его верховен­ства и значимости, уважение права личностью и обществом, социальными груп­пами.

Другими критериями социальной эффективности права являются: снижение уровня неконструктивной конфликтности в обществе, что выражается в уменьше­нии количества актов государственного и иного социального принуждения; соот­ветствие действующего законодательства социальным потребностям, потребно­стям общественного развития.

По справедливому замечанию В. М. Шафирова, действительная социальная ценность права заключается не в подчинении, устрашении человека, подавлении его активности, а в том, что оно выступает как целый комплекс юридически га­рантированных возможностей свободного выбора решений и действий субъектов общественных отношений, как система закрепленных прав граждан, обеспечива­ющих самодеятельность, инициативу, творчество^[165].

Еще одним критерием социальной эффективности права следует считать внутреннюю гармоничность социума, отсутствие открытого противостояния, про­тивоборства социальных групп. Важнейшая цель права, как и других социальных регуляторов, состоит прежде всего в том, чтобы сделать возможным гармоничное

сосуществование и взаимодействие членов общества. Думается, что осуществле­ние гармоничного социального сосуществования и конструктивного обществен­ного взаимодействия можно рассматривать как один из критериев социальной эффективности права, хотя понятие социальной гармоничности нуждается в кон­кретизации.

Также возникает необходимость уточнения понятия «мирное социальное сосуществование», «мирное общежитие». На наш взгляд, его важнейшими пока­зателями являются низкий уровень неконструктивной конфликтности, уменьше­ние числа актов социального и государственного принуждения (и в том числе в историческом или сравнительном аспекте).

Полагаем, интересным критерием социальной эффективности права можно считать поддержание конкурентноспособности социальной системы и конструк­тивной конкурентной среды внутри общества и его групп. В этом плане можно согласиться с В. А. Четверниным в том, что полезным для любой системы, в том числе социальной, является то, что делает ее более устойчивой и конкурентноспо- собной^[166].

В связи с этим возникает вопрос: а что следует считать показателями кон­курентноспособности социальной системы? Думается, что такими показателями можно считать прирост населения, в том числе в результате миграции, высокий уровень социальной солидарности, высокую конструктивную социальную, в том числе экономическую, политическую и правовую активность.

В этом же контексте важнейшим критерием социальной эффективности права может считаться сбалансированность социальных интересов, установление минимального уровня их противоречивости. В качестве критерия сбалансирован­ности социальных интересов и оптимизации уровня конфликтности, как пред­ставляется, можно было бы также рассматривать снижение числа актов принуж­дения, но связанных прежде всего с реализацией и ограничением социальных ин­тересов. Добровольное соблюдение и исполнение нормы служит свидетельством

ее восприятия общественным сознанием и общественной практикой. В то же вре­мя необходимо иметь в виду, что реализация различных норм изначально предпо­лагает различный уровень принудительности, а некоторые разновидности норм (управомочивающие, нормы-дефиниции) вообще реализуются без применения принудительной силы государства.

В этом плане интересна мысль И. Л. Петрухина о том, что в обществе должна устанавливаться определенная мера свободы человека, достаточная для его полного самовыражения и в то же время препятствующая всяким попыткам личности использовать предоставленную ей свободу в ущерб обществу, государ­ству, согражданам^[167].

Для исследования критериев социальной эффективности интерес представ­ляет концепция «социального капитала», разработанная Ф. Фукуямой. Он опреде­ляет социальный капитал как богатство отношений социального сотрудничества, базирующихся на признании чести и достоинства каждого^[168]. Думается, что катего­рия «богатство отношений социального сотрудничества» нуждается в дальней­шем научном осмыслении, а термин «социальный капитал» после соответствую­щего уточнения может быть использован в юридической науке как инструмент измерения социальной эффективности права.

В качестве критерия социальной эффективности можно рассматривать и предоставляемую и защищаемую правом возможность личностного выбора, в том числе выбора социального положения, рода занятий, социальных интересов. Воз­растание возможности социального выбора будет являться показателем увеличе­ния социальной эффективности права, показателем социальной адекватности ре­гулирования общественной жизни.

В качестве критерия социальной эффективности права следует рассматри­вать и состояние защищенности личности, в том числе юридической, что должно находить свое отражение и в правосознании и подвергаться мониторингу посред­

ством социологических опросов. В частности, в 2009 г. в ходе социологических опросов степень личной защищенности оценили как низкую 80% опрошенных, 8% признали ее средней и 4% высокой (остальные затруднились ответить). Со­циологи связывают это с накоплением страхов, «социальной травмой» как след­ствием радикальных изменений в обществе^[169]. Так или иначе, но это свидетель­ствует о весьма низкой социальной эффективности права, которое, по сути, не может обеспечить такую социальную защищенность.

Другим критерием социальной эффективности права следует считать пред­сказуемость, упорядоченность и созидательность общественной жизни. Именно такое состояние должно являться социальной целью права, ориентиром для зако­нодателя и мерилом социальной эффективности права.

При этом полагаем, что уровень предсказуемости и созидательности соци­альных процессов вполне может подвергаться измерению посредством социоло­гических исследований и корректировке путем совершенствования самого зако­нодательства и развития системы правового воспитания. Измеримыми показате­лями в этом плане могли бы стать рост количества предприятий или обществен­ных объединений в соответствующей сфере, снижение числа судебных разбира­тельств, уменьшение количества правонарушений определенных видов, уменьше­ние количества жалоб и обращений в государственные органы и т.д.

Предсказуемость и упорядоченность социальных процессов вследствие вы­сокой социальной эффективности права влияют на направленность социального общения. Развитость социального общения в соответствующих рамках и направ­лениях может рассматриваться как еще один критерий социальной эффективности права. В то же время должны быть четко определены формы и параметры соци­ального общения, подлежащего оценке с позиций определения уровня социальной эффективности. Такими параметрами могут стать, например, количество обще­ственных объединений и проводимых ими мероприятий, уровень волонтерского

движения и социальной благотворительности, степень политической активности при проведении выборов, референдумов, всенародных обсуждений и т.д.

Итак, факторы и критерии социальной эффективности права весьма много- плановы. Это связано и с многоплановостью самого феномена социальной эффек­тивности права, и с множеством условий, так или иначе влияющих на социальную эффективность права как регулятора, и с множеством проявлений социальной эффективности права в общественной жизни.

Важнейшей задачей юридической науки и практики является анализ систе­мы критериев социальной эффективности права как своеобразных ориентиров де­ятельности государства и целей законодательства, а также разработка вопроса о показателях социальной эффективности права и планирование комплекса кон­кретных мероприятий по обеспечению роста этих показателей.