Глава 6. Эффективность юридических конструкций.

Для современного Российского государства одной из принципиальных ключевых проблемой является проблема оптимизации правовой политики, повышение степени эффективности, действенности использования юриди­ческих конструкций¹.

Термин «эффективность» образован от латинского слова «эффект» (ейеспдз), которое означает «результат, следствие каких-либо причин, дей-

*ч

ствий» . Эффективный — значит дающий предварительно намеченный, по­лезный и приводящий к нужным результатам эффект, а эффективность - ре­зультативность целенаправленного действия чего-либо³.

Эффективность — это универсальное понятие, которое распространя­ется на любые управляемые и самоуправляемые системы и подсистемы. Оно выражает способность системы хорошо приспосабливаться к условиям ре­альной действительности, обеспечивать на ее основе свое функционирова­ние, ставить перед собой цели и успешно достигать их.

Теоретическая разработка проблемы эффективности находит отраже­ние в разных отраслях знаний, в том числе и в российской правовой науке. В литературе имеется немало работ, специально посвященных проблемам эф­фективности в праве⁴.

¹ См.: Малько А.В. Современная российская правовая политика и правовая жизнь // Пра­ вовая жизнь и правовая политика. 2000. №1. С.15-27; Малько А.В., Шундиков К.В. Пра­ вовая политика современной России: цели и средства // Государство и право. 2001. №7. С. 15-22.

² См.: БСЭ, 1957. - Т. 49. - С. 284.

³ См.: Петрухин И.Л. Теоретические основы эффективного правосудия / И.Л. Петрухин, Г.П. Батуров, Т.Г. Морщакова. М., 1979. С. 165.

⁴ См., например: Баранов В.М. Истинность норм советского права. Проблемы теории и практики / Под ред. М.И. Байтина. Саратов, 1989; Петрухин И.Л. Теоретические основы эффективности; Самощенко И.С. Об основах методологии и методики изучения эффек­ тивности действия правовых норм / И.С.

127

Первостепенное значение эффективности современного российского права, как верно отмечает В.М. Баранов, обусловлена тем, что эффектив­ность характеризует активную, творческую роль правовых норм в регулиро­вании общественных отношений, а выяснение ее условий и показателей -необходимая предпосылка научно обоснованного совершенствования пра­вотворческой и правоприменительной деятельности¹. В связи с этим в оте­чественной правовой науке уделяется пристальное внимание исследованию проблем эффективности правового регулирования, прежде всего эффектив­ности правовых норм, эффективности правоприменительных актов и эффек­тивности правовых категорий и институтов. Однако, если относительно правовых норм и правоприменительных актов наряду с теоретической раз­работкой указанного вопроса имеются количественные показатели и разра­батываются определенные рекомендации практического порядка, то этого пока нельзя сказать об эффективности юридических конструкций.

На сегодняшний день в российской юридической литературе нет об­щетеоретических исследований, посвященных проблемам эффективности юридических конструкций. Прежде чем приступить к рассмотрению этого вопроса, было бы целесообразным определить понятие эффективности в праве².

Между юристами различных научных направлений существуют раз­ногласия относительно размежевания категорий «эффективность», «опти­мальность» и «ценность». В российской правовой науке наметились три ос­новных подхода к определению понятия «эффективность».

Первый подход. Эффективность определяется как результативность правовых норм, а также институтов и измеряется степенью достижения по-

правоприменения (понятие, условия, методические основы измерения) / В.В. Глазырин, В.И. Никитинский // Правоприменение в советском государстве / Отв. ред. И.Н. Кузне­цов, И.С. Самощенко. М., 1985. С. 87-92; Лазарев В.В.

¹ См.: Баранов В.М. Указ. соч. С. 282.

² См.: Лазарев В.В. Указ. соч. С. 90.

128

ставленных перед ними целями. Предполагается, что эффективность охва­тывает все стороны действия названных объектов, поэтому вопрос о соот­ношении понятий «эффективность», «оптимальность» и «ценность» не ре­шается¹.

Второй подход. Эффективность рассматривается лишь как неотъем­лемый элемент категории «оптимальность». По представлениям авторов данной идеи понятие «оптимальность» включает в себя три элемента: 1) эф­фективность, определяемую по степени достижения любой цели; 2) полез­ность, под которой понимается разница между результатом действия право­вой нормы или института и непредвиденными побочными последствиями такого действия, из которых одни положительно, другие отрицательно влияют на смежные общественные отношения; 3) экономичность нормы, под которой понимается количество материальных затрат, необходимых для

**

ее функционирования .

Третий подход. Эффективность - это свойство, выражающее меру ее пригодности своевременно при определенных социальных затратах вызвать достижение конкретного научно обоснованного положительного результата. Эффективность рассматривается как категория, включающая в себя такие

¹ См.: Попов Л. Эффективность административных санкций / Л. Попов, А. Шергин, А. Шашкин // Советская милиция. 1972. № 1. С. 27-29; Веремеенко И.И. Понятия и условия эффективность административных санкций / И.И. Веремеенко, Л.Л. Попов, А.П. Шергин // Правоведение. 1972. № 5. С. 33; Попов Л.Л. Исследование эффективности администра­ тивно-правовых санкций за нарушение общественного порядка / Л.Л. Попов, А.П. Шер­ гин // Советское государство и право. 1974. № 8С. 18-22; Кузнецова Н.Ф. Эффективность уголовного закона и ее значение в борьбе с преступностью // Вестник МГУ. Право. М., 1974. № 4. С. 11-13; Петрухин И.Л. Теоретические основы эффективного правосудия / И.Л.

² См.: Самощенко И.С. Об основах методологии и методики изучения эффективности действия правовых норм / И.С. Самощенко, В.И. Никитинский, А.Б. Венгеров // Ученые записки ВНИИСЗ. М., 1971. Вып. 25. С. 3-40; Самощенко И.С. О понятии эффективности правовых норм / И.С. Самощенко, В.И. Никитинский // Ученые записки ВНИИСЗ. М., 1969. Вып. 18. С. 3-19; Самощенко И.С. Цели правовых норм - масштаб оценки их эф­ фективности / И.С. Самощенко, В.И. Никитинский // Ученые записки ВНИИСЗ. М., 1969. Вып. 19. С. 46-61 и др.

129

понятия как «оптимальность» и «ценность». Настоящая позиция находит широкое освещение в литературе¹.

Прежде всего, хотелось бы отметить, что дискуссия между двумя по­следними подходами в целом носит терминологический характер. Это об­стоятельство объясняется тем, что в итоге все их представители признают необходимость оценки правового явления по разным критериям — с точки зрения достижения поставленных перед ними целей, обоснованности, а так же степени произведенных затрат на поддержание функционирования этих норм и институтов. Однако для формулирования определения эффективно­сти юридических конструкций нам представляется наиболее приемлемым последний подход в силу следующих соображений.

Предлагаемая позиция позволяет избежать отождествления понятий «эффективность» и «оптимальность» правовых явлений. В этом плане мы разделяем позицию В.М. Баранова, который считает: «Оптимальность - са­мый рациональный из всех возможных способов достижения намеченных нормой права целей»². Это наилучшая характеристика правовой нормы вы­зывать достижение поставленных целей. Как правильно замечает О.А. Гав­рилов, оптимальность — это тот эталон, к которому должна приближаться правовая норма³. Поэтому вряд ли можно согласиться с представителями второго подхода, которые утверждают, что эффективность это лишь элемент оптимальности, так как последняя не может быть ни шире, ни уже эффек­тивности.

Поскольку понятие «эффективность» выражает положительные ре­зультаты реализации средств достижения поставленной цели, то примени­тельно к эффективности юридических конструкций можно заключить, что указанная категория характеризуется как особое свойство этих результатов.

См.: Баранов В.М. Указ. раб. С. 282-298; Шикин Е.П. Основные условия эффективности применения права: Автореф. дисс.... канд. юрид. наук. Свердловск, 1971. С. 6-9 и др.

² Баранов В.М. Указ. раб. С. 287.

³ См.: Гаврилов О.А. Математические методы и модели в социально-правовом исследо­ вании. М., 1970. С. 130.

130

В связи с этим вряд ли можно принять первый и второй подходы, в рамках которых эффективность рассматривается как отношение между поставлен­ными целями и полученными результатами либо как состояние соответствия запланированного результата полученному результату в силу следующих соображений.

Во-первых, ожидаемый результат, как правило, связан не только с из­начально поставленными целями, но и с промежуточными, внезапно воз­никшими целями.

Во-вторых, на его качество влияют и независящие от «первичного» целеполагания объективные факторы. Поэтому определять эффективность как «отношение» или «состояние» недопустимо. По мнению диссертанта эффективность - это определенное свойство.

В рассматриваемом подходе происходит четкое разграничение поня­тий «эффект» и «эффективность». При этом учитывается, что эффект, как результат может иметь как позитивное, так и негативное значение по отно­шению к преследуемым целям. Наличие эффективности свидетельствует уже о том, что эффект полученный в результате реализации правовой нормы или института безусловно положительный. Таким образом, эффективность юридических конструкций — это положительное свойство.

Следующим преимуществом рассматриваемого подхода выступает рассматриваемый в нем временной признак. Действительно, установить эф­фективность юридических конструкций можно лишь с учетом определенно­го периода времени, ибо поставленные цели всегда должны быть конкрет­ными для получения ожидаемого результата в определенный срок.

На основе общего анализа изложенных концепций полагаем, что эф­фективность юридических конструкций может определяться по следующим критериям: 1) обусловленность социальными потребностями; 2) целепола-

131

гание; 3) целедостижение; 4) полезность; 5) обеспечение результатами пра-вореализационной деятельности; 6) пригодность результатов реализации; 7) своевременность результатов; 8) экономичность.

С учетом изложенного, полагаем, что эффективность юридических конструкций можно определить как свойство реализации юридических кон­струкций, выражающее меру их пригодности своевременно при соразмер­ных затратах вызывать достижение конкретного научно обоснованного положительного результата деятельности субъекта для достижения по­ставленных целей.

Ф. Бэкон в свое время также писал, что хорошим может считаться только тот закон, который отличается «точностью того, что он предписыва­ет»¹. В этом плане юридические конструкции должны быть «пригодной формой для наглядного и точного воспроизведения всех свойств правовых явлений и их взаимного соотношения. Пригодность для этой цели устано­вившегося приема юридической конструкции как конструкции отношений лучше всего доказывается успешным ее применением на практике»².

Стремление законодателя создать эффективно действующую систему норм уголовного права, обеспечивающих правопорядок в обществе, требует разрешения всех проблем законотворческой деятельности. Особую значи­мость приобретает проблема качества закона, по поводу которой в совре­менной науке не сформировалось единого мнения, хотя на сегодняшний

^

день имеются основополагающие разработки в этой области .

В теории права качество закона определяется как совокупность свойств, необходимо присущих закону, характеризующих его в качестве ре­гулятора общественных отношений. С.В. Поленика под качеством закона

Бэкон Ф. О достоинстве и об усовершенствовании наук. Собр. соч. Ч. 1. СПб., 1974. С. 587-588.

² Коркунов Н. М. Указ. соч. С. 427.

³ См.: Прозоров В.Ф. Качество и эффективность хозяйственного законодательства в ус­ ловиях рынка. М., 1991; Поленина С.В. Качество закона и эффективность законодатель­ ства. М., 1993; ИгнатенкоВ.В. Правовое качество законов об административных право­ нарушениях. Иркутск, 1998, и др.

132

понимает его соответствие общественным потребностям и реальное регули­рование общественных отношений в соответствии с поставленными при из­дании закона целями¹. При этом она высказывает суждение^ что пути повы­шения качества закона находятся в социальной, политической и юридиче­ской плоскостях. Социальная характеристика качества закона включает два момента: степень адекватности отражения в законе происходящих в обще­стве процессов и точность проецирования этих процессов на будущее, про­гнозирования возможных путей развития общества и неразрывно связанного с этим выбора оптимальных путей их видоизменения при помощи права. Политическая характеристика качества закона - есть степень соответствия выбранных законодателем вариантов регламентации и общей направленно­сти развития правовой системы требованиям законодательной политики и задачам общественного развития на ту или иную перспективу. Следствием нарушения правового аспекта являются правотворческие ошибки, которые обнаруживаются в юридических характеристиках принятых законов.

Современная теория права называет достаточно обширный перечень свойств, признаков, которыми должен обладать любой достаточно эффек­тивно действующий закон. Так, В. В. Игнатенко выделяет свойства право­вой легальности, инструментально-правовые и технико-юридические свой­ства закона². Е.В. Сырых, перечисляя признаки, которые образуют качество закона, дифференцирует их на признаки, характеризующие закон как форму (источник) права, и признаки, образующие содержание закона как регулято­ра общественных отношений³. Среди критериев, характеризующих закон как форму права, теоретики права выделяют следующие признаки: I) закон является нормативно-правовым актом, устанавливающим общеобязатель­ные правила поведения; 2) регулирует основополагающие, наиболее значи­мые общественные отношения; 3) обладает наибольшей юридической си-

¹ См.: Поленика С.В. Указ. соч. С. 9.

² См.: Игнатенко В.В. Указ. соч. С. 144.

³ См.: Сырых Е.В. Технико-юридические критерии качества закона // Проблемы юриди­ ческой техники: Сб. ст. Н. Новгород, 2000. С. 165.

133

лой, обеспечивающей ему верховенство над иными нормативно-правовыми актами; 4) принимается в особом порядке, предусмотренном Конституцией РФ, федеральными представительными органами; 5) законы действуют только после официального опубликования; 6) закон характеризуется наи­большей стабильностью и длительностью существования; 7) соответствует закономерностям и потребностям общественного развития¹.

Не менее обстоятельно в теории права изучены свойства, которыми должны обладать качественно подготовленные нормы права. В их числе чаще всего выделяют такие признаки, как нормативность, общеобязатель­ность, формальная определенность, полнота и конкретность нормативно-правового регулирования, представительно-обязывающий характер, ясность и доступность языка, точность и определенность терминов и формулировок, логическая непротиворечивость положений Конституции РФ и другим зако­нам и др². Все эти признаки качества закона в полной мере присутствуют в каждом законе, являются его атрибутами, без которых закон не может суще­ствовать и реализовывать содержащиеся в нем нормы права. Многоаспектт ный характер нормы права, составляющий содержание закона, позволяет выделить три аспекта признаков качества закона как регулятора обществен­ных отношений: технико-юридический, языковой и логический. Технико-юридические критерии качества закона - это нормативность, общеобяза­тельность, формальная определенность, полнота и конкретность норматив­но-правового регулирования, представительно-обязывающий характер, ха­рактеризующие собственно юридический аспект нормы права. Простота, краткость, точность, ясность закона и используемых законодателем терми­нов и понятий характеризуют языковой аспект нормы права, выраженной в

См.: Мицкевич А.В Акты высших органов Советского государства. М., 1967, Шебанов А.Ф. Форма советского права. М., 1968, Пиголкин А.С. Подготовка проектов норматив­ных актов. М., 1968; Конституция, закон, подзаконный акт/ Под ред. Ю.А. Тихомирова! М., 1994 и др.

² См.: Алексеев С.С. Общая теория права. М., 1982; Бабаев В.К. Советское право как ло­гическая система. М., 1978; Общая теория права / Под ред. А.С. Пиголкина. М., 1995 и др.

134

законе, а определенность, последовательность, непротиворечивость харак­теризуют его логический аспект. Качество законотворчества обеспечивается применением развитой совокупности требований, составляющих законода­тельную технику.

При недостаточно полной регламентации правоотношений в законе появляются пробелы, влекущие за собой недостаточно эффективную его реализацию. Неконкретность регулирования приводит к появлению декла­ративных норм, не имеющих своего применения на практике. Нарушение принципа непротиворечивости текста закона приводит к деформации систе­мы права, так как под угрозой оказывается способность права быть регуля­тором общественных отношений. Противоречивость является грубой ошиб­кой законодателя, требующей изменения закона.

Критические замечания в адрес законодателя чаще всего указывают на бессистемность законодательства, его пробельность и внутреннюю проти­воречивость. К сожалению, в юридической науке и законотворческой прак­тике уделяется явно недостаточное внимание подобным проблемам, не­смотря на всю их значимость¹.

Негативным образом на эффективности юридических конструкций сказываются результаты правотворческих ошибок. Следуя логике, изна­чально предложенной В.М. Сырых, в законотворческих ошибках представ­ляется целесообразным выделить две крупные группы: ошибки проектиро­вания законодательного решения (приводящие к недостаткам законодатель­ного регулирования управленческого плана) и ошибки формирования текста законодательного акта — перевода разработанного законодательного реше­ния в юридические конструкции и формулы².

См.: Панько К.К. Проблемы технико-юридического конструирования отдельных уго­ловно-правовых норм // Правовая наука и реформа юридического образования: Сб. науч. Трудов. Вып. 15: Российское правовое государство: Итоги формирования и перспективы развития. Воронеж: Изд-во Воронежского государственного университета, 2003. С. 178-189. ² Российское законодательство: проблемы и перспективы. М, 1995. С. 382-402.

135

Проблемы эффективности юридических конструкций характерны для многих отраслей российского права.

В уголовном праве нечеткие предписания, допускающие двусмыслен­ность, различную трактовку, непонимание мысли законодателя, порождают противоречивую, а то и явно ошибочную практику их применения. В каче­стве примера можно привести предложенный Федеральным законом от 21 ноября 2003 г. «О внесении изменений и дополнений в Уголовный кодекс Российской Федерации»¹ вариант диспозиции ч. 1 ст. 222 УК РФ, что было вызвано стремлением законодателя исключить из круга предметов незакон­ного оборота гладкоствольное оружие.

Напомним, что УК РФ 1960 г. (ст. 218) устанавливал ответственность за незаконный оборот огнестрельного, оружия (кроме гладкоствольного охотничьего), боевых припасов и т. д. Из УК РФ 1996 г. упомянутое в скоб­ках было удалено, но затем законодатель пришел к выводу об ошибочности такого шага. Однако восстановлена диспозиция статьи была не в прежней редакции, а в иной, расширенной. Говорилось: «(за исключением гладкост­вольного)», с сохранением указания далее на боеприпасы и т.п. предметы.

Подобная редакция статьи породила двоякого рода вопросы: 1) неу­жели стал ненаказуемым незаконный оборот любого гладкоствольного ору­жия, в том числе боевого (пушек, минометов, пулеметов и т.д.); 2) как реа­гировать на незаконные приобретение, хранение и т. д. боеприпасов к огне­стрельному гладкоствольному оружию?

Приведем пример из судебной практики. Приговором районного суда г. Ярославля С., совершивший разбойное нападение, был осужден также и за то, что незаконно приобрел, хранил и носил короткоствольный многоза­рядный пистолет и два патрона к нему. В кассационном порядке приговор изменен: исключен из круга предметов осуществленного С. незаконного оборота оружия пистолет, поскольку по заключению эксперта тот относился

Собрание законодательства Российской Федерации. 2003. № 50. Ст. 4848.

136

к категории гладкоствольного огнестрельного оружия. Что же касается та­кого предмета, как боеприпасы (2 патрона к пистолету), осуждение С. за не­законное обращение с ними было признано обоснованным¹! Как видим, не­четкая (добавим, весьма спорная и по существу) редакция ст. 222 УК РФ по­родила дважды судебные ошибки. Не случайно Федеральным законом от 30 июня 2004 г. диспозиция этой статьи вновь изменена и ныне она выглядит так: «Незаконные приобретение, передача, сбыт, хранение, перевозка или ношение огнестрельного оружия, его основных частей и боеприпасов (за ис­ключением гражданского гладкоствольного, его основных частей и боепри­пасов к нему), взрывчатых веществ или взрывных устройств...»². В итоге устранены сомнения по обоим возникавшим вопросам, упомянутым в пре­дыдущем абзаце.

В гражданском праве в соответствии с п. 7 ст. 114 Гражданского ко­декса унитарное предприятие, основанное на праве хозяйственного ведения, может создавать в качестве юридического лица другое унитарное предпри­ятие путем передачи ему части своего имущества в хозяйственное ведение (дочернее предприятие). Таким образом, дочернее предприятие представля­ет собой унитарное предприятие (несобственника имущества), созданное другим унитарным предприятием — несобственником имущества. Такая юридическая конструкция создает определенные негативные последствия для участников гражданско-правового оборота. Это связано, прежде всего, с тем, что дочерние предприятия по своему статусу отличаются от дочерних обществ (товариществ), правовое положение которых регламентируется ст. 105 Гражданского кодекса. При учреждении дочернего унитарного пред­приятия происходит «расщепление» правомочий собственника имущества, часть которых (полномочия учредителя по принятию решений по вопросам создания, утверждения устава, назначения руководителя, а также передачи

¹ См.: Кругликов Л.Л., Спиридонова О.Е. Юридические конструкции и символы в уго­ ловном праве. С. 62-63. . .

² Федеральный закон «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федера­ ции // Российская газета. 2004. 28 июля.

137

части имущества в хозяйственное ведение) фактически переходит к основ­ному предприятию, не являющемуся собственником имущества. В рамках действующего законодательства представляется проблематичным решить вопросы ответственности дочернего предприятия перед учредителем (уни­тарным предприятием) и собственником имущества.

Указанное обуславливает возникновение целого ряда объективных препятствий как в процессе создания таких предприятий, так и при опреде­лении правового статуса данных предприятий. В частности, неясны вопросы осуществления контроля за использованием имущества дочернего предпри­ятия. С одной стороны, имущество такого предприятия находится в госу­дарственной (муниципальной) собственности. В то же время положения п. 7 ст. 144 Гражданского кодекса, закрепляя за основным унитарным предпри­ятием, основанным на праве хозяйственного ведения, правомочия по пере­даче принадлежащего ему на таком праве имущества дочернему предпри­ятию, утверждению устава дочернего предприятия и назначению его руко­водителя, оставляют неясным вопрос о роли собственника в данном процес­се, о механизме осуществления контроля за эффективностью использования государственного (муниципального) имущества и использованием такого имущества по назначению, о пределах, основаниях и субъектной стороне ответственности руководителя дочернего предприятия. Последнее усилива­ется тем фактом, что в соответствии с формулировкой соответствующих норм Гражданского кодекса собственник не участвует в процессе назначе­ния руководителя дочернего предприятия.

Несомненно, принятие Федерального закона «О государственных и муниципальных унитарных предприятиях» на порядок повысит эффектив­ность деятельности государственных и муниципальных унитарных пред-

138

приятии. Тем более что положительный опыт в данном вопросе уже накоп­лен на федеральном уровне¹.

Снижают эффективность юридических конструкций ошибки при их теоретико-мировоззренческом конструировании. Так, мы исходим из той методологической посылки, что «поощрительная санкция» — не только и не просто термин или понятие, как принято констатировать в юридической ли­тературе. По существу речь идет о сложной и весьма противоречивой юри­дической конструкции, связанной со многими фундаментальными пробле­мами общей теории государства и права и способной кардинально изменить содержание нескольких ключевых тем соответствующего учебного курса.

Дискуссия о правовой природе феномена «поощрительная санкция» идет уже много лет,-но реального сближения научных позиций пока не на­блюдается.

Одна группа ученых последовательно отстаивает возможность и даже необходимость существования этой юридической конструкции².

В число сторонников этой позиции фактически входят и те авторы, которые, хотя и не употребляют само словосочетание «поощрительная санкция», но всем ходом своих рассуждений пытаются доказать его сущест­вование.

«Добросовестная реализация своих обязанностей, вытекающих из тре­бований позитивной стороны такого явления, как ответственность, получает положительную оценку в системе социального контроля», — пишет, напри­мер, Е.А. Сунцова и продолжает: «Эта оценка имеет нравственное, правовое значение и в надлежащих случаях сопровождается мерами юридического по-

¹ О некоторых вопросах повышения эффективности управления унитарными предпри­ ятиями // Экономический лабиринт. Дальневосточный экономико-правовой журнал. 2002. № 11 (54).

² См.: Гущина Н.А. Поощрительные нормы российского права: теория и законодательная техника. — СПб., 2003; Мирошник С.В. Теория правового стимулирования. - М, 2003. - С. 42-43; Нырков В.В. Поощрение и наказание как научные юридические категории: Ав- тореф. дис... канд. юрид. наук. - Саратов, 2003; Малько А.В. Льготная и поощрительная правовая политика. - СПб., 2004. - С. 203-212.

139

ощрения, играющих роль стимулятора за общественно-полезное поведение субъекта права» . Ясно, что юридическое поощрение рассматривается авто­ром в качестве санкции социального контроля.

На наш взгляд, конструкция «поощрительная санкция» возникла по­тому, что отстаивающими ее правоведами вольно или невольно были неос­новательно расширены как объект, так и предмет юридического анализа. А.В. Малько и В.В. Субочев, исследуя феномен «законный интерес», верно подчеркивают: «Различное толкование интереса выводится из того факта, что в каждой науке различен объект исследования, который заставляет рас­сматривать категорию интереса в плане этого объекта, через его призму»².

«Призма» рассмотрения правоведением категории «санкция» вполне определена и давно апробирована - это государственные меры неблаго­приятного воздействия за противоправное поведение. Этот «пласт» юри­дического анализа, естественно, предполагает учет множества факторов, опосредующих названные меры. Именно поэтому неясно, почему А.В. Малько не следует правильной методологической предпосылке, отнесен­ной к понятию «законный интерес», когда приступает к рассмотрению юридической конструкции «поощрительная санкция».

Противники такого подхода менее активны, и их научная платформа представлена в юридической литературе в усеченном виде. Некоторые даже полагают, что искусственность правовой конструкции «поощрительная санкция» очевидна и не нуждается в специальной развернутой критической оценке. Обстоятельный анализ вопроса о существовании положительных (позитивных, поощрительных, стимулирующих) санкций провел М.И. Бай-

Сунцова Е.А. Нетрадиционные виды юридической ответственности: Автореф. дис... канд. юрид. наук. - М., 2005. - С. 19. В последнее предложение, по всей видимости, вкралась грамматическая ошибка.

² Малько А.В. Законные интересы как правовая категория / А.В. Малько, В.В. Субочев. -СПб., 2004. -С. 14-15.

140 :

тин, который саму эту тему квалифицировал как теоретически и практиче­ски сомнительную¹.

Юридическая конструкция «поощрительная санкция» не обрела чет­ких контуров ни в правовой науке, ни в юридической практике, но как дан­ность преподносится для выпускников юридических вузов в рамках спец­курсов. Так, учебное пособие «Проблемы теории государства и права», опубликованное в 2004 году под редакцией профессора М.Н. Марченко, со­держит самостоятельный параграф «Поощрительные санкции»². При этом автор параграфа профессор А.В. Малько признает, что «проблема поощри­тельных санкций в литературе оценивается неоднозначно» и «есть как сто­ронники, так и противники использования данного термина»³. Однако ниче­го о доводах противников поощрительной санкции в пособии не говорится.

По нашему глубокому убеждению, юридическая конструкция «поощ­рительная санкция» представляет собой искусственное, в значительной мере ложное (для юридической сферы!) построение.

Ее внедрение в правовую науку и практику не только не дает какого-либо прироста знаний, но причиняет значительный ущерб многим устояв­шимся категориальным рядам как теории государства и права, так и отрас­левых юридических наук.

Придавать понятию «санкция» позитивное содержание, рассматривать ее как государственное одобрение - значит создавать слишком много теоре­тических и практических сложностей. Гораздо плодотворнее сосредоточить усилия научной общественности на комплексном исследовании санкцион-ной защиты государством, структурами гражданского общества установ­ленного правопорядка от любых противоправных посягательств. «Обогаще­ние» категории «санкционная защита» в русле поиска новых, нетрадицион-

¹ См.: Байтин М.И. Сущность права (Современное нормативное правопонимание на гра­ ни двух веков). - Саратов, 2001. - С. 205.

² См.: Проблемы теории государства и права: Учебное пособие / Под ред. М.Н. Марченко.-М., 2004.-С.'405-409.

³ Там же. - С. 409.

141

ных, более эффективных мер неблагоприятного воздействия на правонару­шителя может «оживить» весь механизм правового стимулирования. Парал­лельно с этим станет развиваться система государственного поощрения и депоощрения. Кстати, государственное депоощрение как нетрадиционная разновидность юридической ответственности, являясь малоисследованным феноменом, выступает одним из элементов санкционной защиты и опреде­ленной противоположностью поощрительной санкции¹.

¹ Подр. см.: Чевычелов В.В. «Поощрительная санкция» в российском праве: реальность или искусственно-ложная юридическая конструкция / В.М. Баранов, И.В. Девяшин, В.В. Чевычелов. - Н. Новгород: Нижегородская академия МВД России, 2005.

142