§2. Феномен обязанности

Понятие обязанности выступает в качестве решающего момента развития понятия признания, является основной формой его выражения, представляет гобой качественно новую ступень в саморазвертывании притязаний, потому что объективирует их, превращает их в момент социальной реальности.

Связь вопроса о природе права с пониманием феномена обязанности эта­па предметом исследовательского интереса достаточно давно. Так, например, Г. Тард выработал весьма простую и вполне убедительную логическую цепочку эт сложившихся и окрепших, в силу их полезности, правил поведения к обя­занностям, а от них - к праву как к тому, что, по сути, является только старин­ной обязанностью. "Право, - пишет он, - представляет собою осадок обязанно­сти; обязанность, какой ее понимали и выполняли на практике бесчисленные поколения, представляет собой реку, а право - осевший из нее ил"¹. Примеча­тельно, что в основу этой социально-культурной динамики кладется факт по­степенного и неизбежного "забывания" поколениями непосредственной целе­сообразности, практичности тех или иных социально значимых действий. Сформулированная таким образом идея становления права, несомненно, отра­жает реальные процессы типизации социально полезных однородных действий пюдей, процессы закрепления их в положительном социальном опыте. Можно гакже с известной долей уверенности утверждать, что указанный механизм ле­жит в основе становления форм общественного нормативного сознания, в том числе, и правосознания. Но если генезис правосознания неразрывно связан с накоплением и оформлением опыта эффективного действования людей, даже поколений, то это вовсе не означает, что, исследуя данный опыт и лежащие в основе человеческих действий потребности, интересы и стимулы, можно по­нять природу и сущность правосознания и права. Редуцируя право и правосоз­нание к тому, что объясняет их лишь в социально-психологическом контексте, мы лишаемся возможности не только постичь феномен права в полноте его

^, Tapd Г.

273 смыслов, но и вообще хоть сколько-нибудь верно отразить его в системе теоре- гических рассуждений.

Конечно, потребности можно рассматривать как основания обязанно­стей’, но далеко не всегда действительные потребности оказываются актуаль­ными, непосредственными основаниями обязанностей. Скорее всего, правосоз­нание, ассоциируя обязанность с потребностью, указывает лишь на формаль­ное, символическое основание обязанности. Обязанности вырастают из правил поведения, но не могут быть ими объяснены; право покоится на обязанностях, но никоим образом не может быть к ним сведено. Иными словами, приступая к собственно философскому анализу права и правосознания, бессмысленно кон­статировать причинные или генетические зависимости. Следует рассматривать обязанность как момент притязаний, момент предъявления, утверждения и при­знания права.

Но если в притязании всегда, так или иначе, еще присутствует некоторая потребность (иными словами, потребность выступает материально­психологической основой притязания), то для обязанности потребность уже не является имманентной характеристикой. Обязанность невозможно вывести из потребности. Обязанность и потребность должны быть рассмотрены как взаи­мосвязанные, но вполне самостоятельные и самодостаточные формы стимули­рования человеческих действий. Если в потребности, в том числе, и в правовой, утверждается или развивается до определенного уровня насущность притяза­ния, а сама эта насущность развивается, в свою очередь, до степени необходи­мости — и с этого момента предстает как обязательность, принимающая норма­тивную форму, - то в обязанности насущность сама по себе, автоматически, не различима. Обязанность в принципе (но не фактически, конечно) безразлична к

¹См. об этом, например: Kepuxtofi Д.А. Психология и право // Государство и право. 1992. №12; Малъко А.В. Стимулы и ограничения в праве Саратов, 1994; Нравственная жизнь чело- зека: искания, позиции, поступки M., 1982; Петражицкий Л.И.

274 тому, насущно или прихотливо, необходимо или случайно, единично или нор­мативно то или иное конкретное притязание. В обязанности они стираются, не указывают на ее сущность. Обязанность является внешней формой как для су­щественного, так и для несущественного, как для насущного, так и для прихот­ливого. И именно по этой причине обязанность оказывается правовым феноме­ном.

Обязанность, в отличие от потребности или любого другого психологиче­ского явления, выступает характеристикой исключительно общественного бы­тия людей. Общественное же бытие, как уже было сказано, является принципи­ально избыточным В феномене обязанности эта избыточность отражена непо­средственно, явственно.

Однако нам важно найти не психологические или иные корни феномена обязанности, а выявить его структурообразующую роль в правосознании. В этом плане обязанность должна быть рассмотрена, прежде всего, как устойчи­вая и свойственная праву форма обнаружения и предъявления притязаний. Притязание реализуется, всегда, так или иначе, затрагивая интересы других субъектов, в деятельной связанности с другими субъектами, за счет не только собственных усилий правового существа, но и вызывая усилия других. При­тязание потому и становится правом, что стремится выступить обязанностью для других’. Обязанность, с одной стороны, выступает способом переложения своего притязания на другого, а с другой стороны, притязание другого стано­вится моей обязанностью в той мере, в какой сам субъект способен выступать перед другими как правовое существо.

Здесь следует отметить два момента. Во-первых, мое притязание потому и должно выступать для другого в форме обязанности, что оно, хотя и предпо­лагает добровольность, сознательность его реализации другим, тем не менее,

¹См.: Алексеев Н.П.

275 является чужим для другого и потому необходимым в ином, не субъективном смысле, а именно - как то, что необходимо в силу его предъявленности. Если бы мое притязание совпадало с тем, что является "собственным" для другого, в таком случае, не возникало бы мысли о праве и отношение не становилось бы правовым. Поскольку же мое притязание - чужое для другого и вынужденно признанное (но не только по внешнему принуждению, а и по самопринужде- нию правового существа), постольку соблюдение обязанности (например, вы­полнение обязательства) представляет собой серьезную проблему для взаимо­отношений правовых существ. Проблема состоит в том, что негативные по­следствия невыполнения обязанности непосредственно сказываются не на том, кто не выполнил обязанность, а на субъекте предъявления этой обязанности, т.е. на источнике притязания. Существует опасность разрушения или обесцене­ния конкретного правоотношения, которое вовсе не всегда восстанавливается, например, наказанием нарушителя. Компенсация нарушенного правоотноше­ния посредством наказания, поражения, причинения вреда нарушителю не спо­собна сама по себе сделать правоотношение нормальным. Такой путь восста­новления правоотношения - лишь видимое, а не действительное решение про­блемы. В истории общества право развивалось по преимуществу указанным путем компенсирования склонности и стремления людей избегать обязанностей угрозой или наказанием^[74]. Но подробный анализ данного процесса - предмет самостоятельного исследования.

Сказанное представляется еще одним свидетельством того, что обязан­ность относительно освобождена, если не оторвана, от потребности как актуа­лизированной необходимости.

276

Во-вторых, в рассматриваемом контексте обязанность предстает как то, что противоположно праву, отличено от него, но неразрывно с ним связано.

Когда обязанностью становится то, что является внешним по отношению альной мысли. // Вопросы методологии 1996. №1,2 и многие другие современные работы, юсвященные проблемам общей теории права.

См., например: Желтова В.П. Философия и буржуазное правосознание. M., 1977, Зорькин З.Д. Позитивистская теория права в России. M., 1978; История политических и правовых чений XVII-XVni вв. M., 1989, Козлнхии И.Ю. Позитивизм и естественное право // Госу- іарство и право 2000. №3, Нерсесяну В.С. Юриспруденция. Введение в курс общей теории ірава и государства. M., 1998, Туманов В.А. Буржуазная правовая идеология. M., 1971 и др.

277 права как способа социального бытия. Обязанность, представленная как способ объективации (опредмечивания или отчуждения) права правового существа во­вне, в действительность человеческих связей, мыслимая как способ предъявле­ния своего права другому правовому существу, составляет "пружину".механиз­ма опосредования права человека социальными отношениями и связанными с ними институтами. Устойчивая двойственность "я - ты" и "я - другой" рано или поздно трансформируется в двойственность "я - любой другой". Этот "лю­бой другой", как олицетворение всех, "их" (либо "нас"), становится незримо присутствующим в самых различных конкретных правовых связях, так или иначе влияющих на их характер, на способы реализации и возможного их из­менения.

Перенесение моего права на другого в форме его обязанности, в сочета­нии с опосредованностью признания этого права некоторым социальным меха­низмом, создает воображаемую или действительную пршнодность любого при­тязания.

278

Далее. Обязанность, выражая признанность чужого притязания, предстает в двух формах: как требование и как долженствование.

Требование можно считать непосредственной и первичной формой ут­верждения обязанности в ее правовом понимании. На основе требований вы­растает весь регулятивный строй общественного права. В требовании, помимо обязанности, выражена (или подразумевается) воля субъекта и сила, позво­ляющая принудить к выполнению обязанности, т.е. к осуществлению чужого права или общего права. Вне силы выражение обязанности остается назидани­ем; вне воли выражение обязанности может ограничиться пожеланием или пас­сивным долженствованием.

Будучи требованием, обязанность является внешней формой признания притязания как права, поэтому она лишь относительно связана с содержанием побуждения к действию. В логике саморазвития феномена требования заложена тенденция к самодостаточности, к чистой форме, обладающей всеми атрибута­ми социально ценного действия или отношения. Эта социальная ценность ока­зывается необходимым предположением, но вовсе не всегда - действительно­стью. Более того, сам факт выражения требования в правосознании способен замещать собой ценность действия, обозначать ее, декларировать, прокламиро­вать - и вытеснять ее, тем не менее, из правового отношения, лишая это отно­шение практической целесообразности и оставляя требование в качестве чисто­го настояния (как бы социального упрямства субъекта требования).

Содержание общественного требования является принципиально сущест­венным в моральном аспекте. Правовое существо, в силу того, что оно стре­мится "заручиться" положительным смыслом, действительной ценностью дей­ствия, неизменно обращается к морали^[75]. Моральные соображения снимают, действительно или мнимо, относительную индифферентность правового требо-

279 вания к различению насущности и прихоти. В правовых культурах, где содер­жательно-смысловой компонент общественной деятельности традиционно ва­жен, право неизбежно морализируется. Такова Россия. В правовых культурах, эриентированных на формальный момент в общественной деятельности, право закономерно политизируется. Таковы, без сомнения, западные страны.

Небезразличное™ и существенность содержания обязанности связывает­ся правосознанием с другой формой выражения признанности притязания - с долженствованием. Если словосочетание "ты должен" является лишь привыч­ной формой высказывания требования, то мысль о долженствовании (о "дол­женствующем быть") связана с теми положениями вещей, с такими обществен­ными состояниями или с такой деятельностью, которые, представлены лишь в эбщем виде, как желательное и подобающее в принципе. Что именно необхо­димо делать, как именно следует выполнить свою обязанность или реализовать свое право, в каких конкретных ситуациях нужно руководствоваться соображе­ниями о должном, в данной случае не прояснено. Важно, однако, то направле­ние, в котором следует идти. И. Кант, утверждая, что "высшим мерилом всяко- 'о опыта является подчинение частных стремлений сознанию общего закона"¹, н, полагая при этом, что дает определение обязанности, на самом деле, выделил существенную черту долженствования как момента обязанности, а именно ■ !то оно связано с реализацией в частном общего. И в данном контексте дол­женствование приобретает отчетливую моральную окраску. Напротив, в обя­занности как правовом феномене содержится указание на согласованность од- -юго частного стремления с другим частным стремлением. И только при усло- зии этой согласованности становится видимой общая цель, тот общий закон,