Заключение

В истории права северо-западных русских земель периода XII— XV вв. проявились различные, нередко противоречивые тенденции из­менения права: византийское, германское и древнерусское право вза­имно воздействовали друг на друга, расширялась публично-правовая сфера при сохранении господства обычно-правовых способов регули­рования общественных отношений, на фоне бурного роста вечевых де­мократий укрепляла свои позиции княжеская власть и т.п.

Право Северо-Западной Руси восприняло целую систему источ­ников брачно-семейного права Византийской империи, однако заим­ствованные нормы не вытеснили традиционные для восточных славян институты, действовавшие до принятия христианства. В сфере право­вого регулирования семейных отношений уже после принятия христи­анства были созданы отечественные светские и церковные источники брачно-семейного права, впитавшие в себя и элементы византийского права, и славянские обычно-правовые институты, — эти памятники права Киевской Руси были положены на северо-западе в основу мест­ных, областных законов о брачных отношениях. Несмотря на это, пра­во Северо-Западной Руси в течение всего рассматриваемого периода сохраняло подчеркнуто неформальный характер, избегая точных опре­делений, исчерпывающих перечней признаков того или иного инсти­тута, фиксации возрастных ограничений, нередко выдвигая противо­речивые положения. В связи с отсутствием единой стройной системы норм брачно-семейного права тем большее значение получили арха­ичные институты обычно-правового регулирования брачных связей, изменившие и приспособившие элементы насаждаемого церковного брака в соответствии с устоявшимися обычаями и традициями.

В XII—XV вв. сохранялись и сосуществовали, взаимно влияя друг на друга, несколько видов брачных союзов, среди которых можно выде­лить умыкание, ритуальный брак на «вечернице», брак-договор, проб­ный брак, церковный и др. В конечном итоге преобладание получил брак-договор, три стадии заключения которого (сватовство, сговор, свадьба) постепенно срастались с тремя стадиями оформления церков­ного брака (помолвка, обручение, венчание).

В вопросе определения условий, препятствующих заключению бра­ка, древнерусское право пошло по пути допущения существенных ис­ключений из канонических правил: долгое время молчанием обходился вопрос о возрастных границах брачного возраста; полна противоречий

была позиция церкви в отношении допустимости третьего брака и определения санкций за него; при определении запретов на вступление в брак родственников и свойственников древнерусское право измени­ло саму систему видов родства, а действие этих запретов древнерусское право ограничивало 4-й степенью родства и свойства, допуская 7-ю, 6-ю и даже 5-ю степень до вступления в брачные отношения.

И светского, и церковного происхождения источники права выде­ляют довольно широкий перечень оснований для прекращения брач­ного союза. Это и объективные основания (смерть одного из супругов; уход одного из супругов в монастырь; неспособность или нежелание мужа осуществлять регулярные сексуальные контакты со своею же­ною; безвестное отсутствие одного из супругов в течение длительного времени), и виновные деяния жены или мужа (несообщение об антиго­сударственном замысле; прелюбодеяние; покушение на жизнь другого супруга; нарушение имущественных прав другого супруга и т.п.), од­нако, в полном соответствии с неформальным характером древнерус­ского права, не указывается способ прекращения брака, видимо, наи­более часто практиковавшийся в рассматриваемый период в русских землях, — уход одного из супругов (чаще всего жены).

Определение сферы имущественной правоспособности жены, рав­но как и сферы наследственного права, в праве Северо-Западной Руси пошло по пути их демократизации и расширения в сравнении с правом как Киевской Руси, так и большинства европейских государств того времени. Хотя женщина с точки зрения права находилась под опекой мужчины, ее реальная право- и дееспособность оказывалась гораздо шире, нежели это предусматривалось нормами канонического права. При господствовавшей раздельной собственности супругов имуще­ство жены состояло из приданого и парафернального, не входящего в состав приданого, имущества.

Обязательственное право Северо-Западной Руси XII—XV вв. также восприняло и продолжило правовую традицию, характерную для Киев­

ского государства, но при этом существенно обогатилось и усложни­лось. Это отчетливо заметно не только в эволюции отдельных видов до­говорных отношений, но и в появлении правовых норм, регулирующих такие виды обязательственных отношений, которые были неизвестны Русской Правде. В результате проведенного комплексного анализа законодательных памятников, частных актов, частных хозяйствен­ных распоряжений и переписки, памятников канонического права и иных источников удалось воссоздать систему договоров, характер­ных для права северо-западных русских земель в период XII—XV вв. Эта система оказалась значительно более сложной, нежели представ­лялось ранее, и имеющей существенные отличия от системы догово­ров, известных законодательству Киевской Руси или законодательству Северо-Восточной Руси того же периода XII—XV вв.

Использование клаузульного анализа при обработке частных актов позволило уточнить содержание древнерусских обязательственных от­ношений, создать целостное представление о внутрисистемных связях в рамках договорных отношений. В свою очередь создание убедитель­ной концепции о внутренней структуре каждого конкретного договор­ного правоотношения в свою очередь заставило пересмотреть сложив­шиеся представления о правовой природе некоторых частных актов, в частности был расширен список данных и рядных грамот.

Для большинства договорных правоотношений, известных на северо- западе Руси в XII—XV вв., уже характерно наличие устоявшихся элемен­тов, отраженных в соответствующих клаузулах частных актов. Однако в целом в обязательственном праве этого периода отмечено взаимопроник­новение отдельных видов договоров, недостаточная их разделенность. На­пример, один из видов купли-продажи — купля на закладные куны — воз­никает и существует только в комплексе с договорами займа и заклада; сами договора займа и заклада также практически не разделены и во мно­гих случаях дополняют друг друга, а в некоторых случаях для оформления обоих правоотношений составляется один формальный акт (закладная грамота); договора личного и имущественного найма также имеют в этот период много общего, а институт изорничества органично сочетает в себе элементы первого и второго; один из видов личного найма — закупниче- ство — теснейшим образом связан с договором займа и т.п.

Клаузульный анализ, основанием которого является внимание к терминологии и юридическим конструкциям, использовавшимся со­ставителями грамот, актуальным для средневекового сознания, дал возможность построить такую классификацию видов и подвидов дого­ворных правоотношений, которая в наибольшей степени учитывает и

современные достижения теории права, и характерную для средних ве- ков дробность и многообразие юридических правоотношений.

Договор купли-продажи в праве Северо-Западной Руси развивался во многом независимо от воздействия византийской правовой тради­ции, отчетливо прослеживаемого в актах Северо-Восточной Руси, и в своем формуляре сохранил характерные черты архаического периода оформления купли-продажи. Обычный договор купли-продажи под­разумевал одновременную передачу предмета сделки и покупной цены. И клаузула, определяющая предмет сделки (а также его передачу — «за­вод»), и клаузула, устанавливающая цену, генетически связаны с так называемыми доактовыми (точнее — дописьменными) способами оформления купли-продажи. Наличие их в купчих грамотах свидетель­ствует о длительном периоде сосуществования устной и письменной фиксации отчуждения недвижимых вещей. Помимо обычной купли- продажи можно выделить договор запродажи, куплю с докладом, ку­плю на закладные куны, куплю в кредит, выкупок. В основе выделения различных видов договора купли-продажи лежат различия в определе­нии предмета и цены, условий их передачи.

Содержание договора запродажи составляют два встречных обяза­тельства: продавец обязуется продать другой стороне предмет договора за определенную в договоре цену, а покупатель обязуется ее уплатить: если продавец обещал передать предмет договора в определенное вре­мя, через оговоренный срок, то покупатель сразу же при заключении сделки отдавал или всю сумму цены, или ее часть. Соответственно до­говор относился к числу консенсуальных контрактов — обязательства возлагались на стороны независимо от факта передачи предмета сдел­ки, с момента достижения соглашения.

Купля на закладные куны представляет собой покупку вещи, под заклад которой покупателем некогда был выдан займ. Соотношение двух существенных элементов договора купли-продажи — предмета и цены — здесь принципиально отличается от договора запродажи. Если в последнем случае уплата цены обязательно предшествует передаче вещи, то в рассматриваемом правоотношении сделка купли-продажи дополняет произошедшую ранее передачу части цены (закладные куны) в обмен на некоторый объем прав в отношении предмета сделки. Дополнение производится в полном соответствии с куплей-продажей как таковой: основная цена и пополонок уплачиваются в обмен на пе­редачу предмета сделки. В отличие от договора запродажи, эта сделка носит реальный характер, правовые последствия наступают с момента передачи вещи.

Договор купли в кредит представляет собой приобретение вещи в кре­дит с частичной уплатой цены непосредственно при заключении сделки. Этот вид купли-продажи коренным образом отличается от запродажи. При запродаже предмет сделки не передается покупателю, здесь же, на­против, покупатель сразу приобретает вещь, но при этом выплачивает только часть цены, предоставляя гарантии выплаты долга в последующее время. Договор купли в кредит — в отличие от договора запродажи — в большей степени соответствует интересам покупателя, нежели продавца. В связи с этим предмет сделки имеет сложный правовой режим: с одной стороны, он уже передан покупателю, но пока цена за него не уплачена полностью, он может быть возвращен покупателем продавцу, при условии что качество вещи за это время не пострадало. Последнее условие принци­пиально отличает куплю в кредит от обычного договора купли-продажи.

Выкупок можно определить как возвращение за покупную цену имущества, обладающего особым правовым статусом. Данный договор понимался древнерусским правом как элемент сложного комплекса правоотношений:

1) собственно договор купли-продажи (отчуждение предмета кем-то из вотчинников);

2) иные акты распоряжения предметом новым собственником (этот элемент мог как присутствовать, так и отсутствовать);

3) выкуп (возвращение предмета вотчинником за покупную цену).

В этом договорном правоотношении предмет имеет особый право­вой статус (отчина), цена изначально — еще до заключения догово­ра — известна, фиксирована и не зависит от воли сторон.

Специфика купли с докладом заключается в особом порядке ее со­вершения — с обязательным участием уличанской общины, а ее пред­метом, как правило, является городская недвижимость.

Древнерусский договор дарения представлял собой соглашение двух сторон, в результате которого одаряемой стороне предоставлялось вещное право, а также требование или освобождение от требования на безвозмездной основе, но при соблюдении определенных условий, ко­торые обычно выражались в возложении на одаряемого какого-либо обязательства. Это определение было сформулировано с учетом осо­бенностей выявленных видов договора дарения:

1) вклад на помин души;

2) вклад «в вечный хлеб»;

3) выдел;

4) назначение приданого («наделок»);

5) освобождение от долга.

При вкладе на поминовение души даритель передавал одаряемому недвижимое или движимое имущество, при этом помимо обязанности принять вклад на принимающую сторону возлагалась обязанность ис­полнять определенные службы, способствующие «строению души». Специфика встречного обязательства одаряемого при вкладах заклю­чается в том, что оно не имело срока исполнения и должно было ис­полняться вплоть до «второго пришествия Христа». Сторонами догово­ра дарения в виде вклада «в вечный хлеб» являются две монастырские корпорации или приходская церковь и монастырь, предмет дарения- вклада — денежная сумма. Обязательство одаряемой стороны также не имеет временных ограничений и заключается в предоставлении да­рителю возможности питаться наравне с членами одаряемой общины либо в предоставлении регулярных натуральных выплат.

Особенностью выдачи приданого как вида договора дарения яв­ляется наличие необходимого требования: даритель (отец невесты, ее брат или иное лицо) обязан выдать приданое. С выдачей приданого тесно связан другой вид дарения — выдел. При выделе имущество передается родственникам дарителя по нисходящей линии, которые не входят в число наследников и потому получают имущество не по наследству, а в дар.

В качестве основания для разграничения видов договора займа уместнее всего взять способ обеспечения исполнения обязательства должника. При таком подходе можно выделить:

1) простой заем, защита которого осуществлялась по доскам и который, вероятно, сопровождался крестоцелованием;

2) заем, обеспеченный поручительством другого лица;

3) заем под заклад движимого имущества;

4) заем под заклад недвижимого имущества.

В последнем случае сделка займа по своему содержанию является при­обретением права владения, а затем и права собственности на заложен­ную вещь, при этом заимодатель заинтересован не столько в исполнении обязательства должника, сколько, напротив, в его неисполнении. Уже из предложенной классификации видно, насколько близки были в древне­русском праве договора займа и заклада, а в некоторых частных актах оба договора сливаются, представляя собой единое правоотношение.

В праве Северо-Западной Руси XII—XV вв. отношения из догово­ров личного и имущественного найма обладали схожими чертами, что связано с недостаточной разделенностью обоих видов договорных правоотношений. Наиболее очевидно синкретический характер най­ма проявился в институте изорничества, сложная природа которого

объясняется органичным соединением элементов и имущественного, и личного найма. Судя по сохранившимся источникам, в обыденной жизни чаще встречались отношения из договора личного найма и это обусловило большую дробность и более подробную регламентацию это­го вида договорных правоотношений. Основания для выявления видов личного найма отчетливо прослеживаются в законодательных памят­никах рассматриваемого периода, которые обращают особое внимание на степень ограничения независимости наймита и на факт ограниче­ния его свободы. Соответственно можно выделить наем с временным ограничением свободы (закупничество) и наем с сохранением личной свободы наймита. Последний в свою очередь делился на подвиды на основании специфики предмета найма:

1) для изготовления определенного изделия;

2) для исполнения единовременного поручения;

3) для совершения определенной работы в течение установленного срока.

В ходе проведенного клаузульного анализа была уточнена правовая природа рядных и раздельных грамот, оформлявших правоотношения, восходящих к наиболее архаичным типам обязательственных отно­шений. При этом были выявлены некоторые характерные черты этих договоров. В частности, договор раздела предполагал участие не толь­ко двух, но и большего количества сторон (известны сделки раздела, в которых принимали участие от 2 до 6 сторон), при этом сторонами правоотношения являлись либо сябренные, либо родовые коллективы. Характерно, что и после совершенного раздела объекты инфраструкту­ры и нередко угодья оставались в общем пользовании бывших совла­дельцев, что специально оговаривалось в раздельных грамотах.

Для правильного понимания рядной сделки особенно важным явля­ется клаузула, представляющая собой изложение обстоятельств, пред­шествовавших заключению сделки. В основе этого элемента находится указание на имевший место в прошлом спор (фактическое нарушение вещного права, вызов в суд или судебное разбирательство, наличие гра­мот, которые позволяют оспаривать вещные права законного владельца и т.п.). Рядная сделка представляет собой разрешение конфликтной си­туации на основе полюбовного соглашения сторон — причем само это решение может представлять собой выкуп, мену, раздел и другие опера­ции, обычно фиксировавшиеся иными видами грамот.

Договор мены в рассматриваемый период, видимо, по-прежнему находился преимущественно в сфере регулирования обычно-правовой традиции. Тем не менее можно предполагать, что сделка мены счита­

лась действительной с момента передачи хотя бы одного из обмени­ваемых предметов. С другой стороны, в определенных случаях договор мены мог комбинироваться с договором поставки или запродажи, об­разуя таким образом, как и большинство других договоров, сложный комплекс с другими обязательственными правоотношениями.

Договор хранения в праве Северо-Западной Руси XII—XV вв. изме­нялся в сравнении с правом Киевской Руси в направлении формализа­ции этого вида правоотношений, в связи с чем появляются новые, пе­реходные виды хранения, различаемые по особенностям оформления:

1) хранение как дружеская услуга (неформальный характер, использо­вался внутри родового коллектива);

2) договор хранения, субъектами которого являются лица, проживаю­щие в сельской местности, или если он заключался в чрезвычайной ситуации (договор уже носит формальный характер, но составляется в соответствии с упрощенной процедурой);

3) договор, оформлявшийся письменным актом, копия которого хра­нилась в городском архиве. В зависимости от способа оформления различались и особенности защиты интересов сторон данного право­отношения.

Стремление приблизиться к пониманию особенностей средневе­кового мировоззрения заставило избрать сложный по своему составу критерий для выявления системы преступлений и наказаний (выяв­ление видов преступных деяний по объекту и ответственности), ко­торый, однако, позволил органично соединить обе системы в единое целое. Несмотря на то, что центральное место в системе преступлений занимало убийство, право Северо-Западной Руси XII—XV вв. выделя­ло в отдельную группу более тяжкие преступления, наказывавшиеся с большей суровостью, нежели убийство. К этой группе относятся раз- бой, перевет, поджог, конокрадство, кримская татьба, колдовство, лю­доедство. Под разбоем понималось вооруженное нападение, обычно с целью наживы, сопровождавшееся изъятием имущества и причинени­ем вреда здоровью людей, вплоть до лишения жизни. Важно отметить, что древнерусское право четко отличало разбой от грабежа (открытое хищение имущества, не сопровождавшееся причинением вреда здоро­вью людей) и не смешивало эти понятия. Перевет трактовался в праве Северо-Западной Руси шире, чем государственная измена, — как пре­дательство интересов общины, той или иной корпорации.

Определяемая правом Северо-Западной Руси ответственность за разбой, перевет, поджог и конокрадство очевидно генетически связа­на с тем видом наказания, которое предусматривалось правом Киев­

ского государства, то есть с «потоком и разграблением». Это обстоя­тельство заставляет пересмотреть устоявшиеся в историко-правовой науке представления о происхождении смертной казни из кровной мести или из чрезвычайных судебных полномочий князя. Древняя форма наказания, применявшаяся общинным судом, «поток и разгра­бление» являлся источником большинства последующих публично­правовых наказаний, видоизменяясь под воздействием тенденции индивидуализации наказания. В XI в. законодательство еще не знает смертной казни, в XV в. уже не знает потока и разграбления, а в пери­од между этими крайними датами в праве Северо-Западной Руси сосу­ществуют, иногда сливаясь, оба вида наказания: поток и разграбление постепенно все чаще предполагает убийство преступника, а процесс индивидуализации наказания приводит к замещению потока и раз­грабления смертной казнью как высшей мерой наказания.

Казнь преступников-переветников осуществлялась путем повеше­ния или сбрасывания с моста. Оба вида смертной казни объединяет то, что они в равной мере препятствуют выходу души — повешение или утопление направлены, таким образом, не только против физиче­ского существования человека, но и против его души. Не только такие наказания, как различные виды смертной казни или членовредитель­ство, обладают в средневековом праве внутренней символикой и стро­го определенной культурно-смысловой нагрузкой (сожжение как акт очищения, повешение или утопление как убийство не только тела, но и души, и т.п.), но даже штрафные санкции и суммы компенсаций по­терпевшим. Штрафные ставки в 3,12,40 гривен — являвшиеся стерж­нем системы штрафов — связаны с магией чисел и их происхождение может быть установлено более или менее точно.

«Вирная» штрафная ставка в 40 гривен генетически связана с 40- дневным сроком, в течение которого длится поминовение умершего, а сумма в 40 гривен рассматривается прежде всего как выкуп жизни преступника. Результатом переосмысления виры как откупа от веро­ятной мести и смерти следует считать норму, встречающуюся в источ­никах права Северо-Западной Руси, согласно которой лицо, виновное в прелюбодеянии или изнасиловании, обязывалось уплатить штраф в размере виры. В целом же назначение вирной штрафной ставки и про­изводных от нее (двойная вира, полувирье) объединяет в одну систему группу преступлений, направленных против жизни и здоровья свобод­ных людей. В архаический период становления права за все эти пре­ступления предусматривалась возможность немедленного отмщения и убийства преступника, однако и в период XII—XV вв. иногда выкуп за

жизнь преступника не принимался и преступника убивали из мести. В рамках этой системы преступлений, объединяемых вирой, в течение XIV—XV вв. происходит постепенный отказ от виры, сопровождаю­щийся упрощением системы преступлений и наказаний.

Та же тенденция упрощения проявляется в еще более ранний пе­риод — уже в XII—XIII вв. — в другой группе преступлений, которые объединяются штрафной ставкой в 12 гривен и которые направлены против здоровья или чести человека. При этом четко выделяются два взаимосвязанных процесса:

1) сокращается количество преступлений, которые трактуются как оскорбление действием, — вместо широкого перечня норм, защи­щающих личную честь в самых разных ситуациях, в праве XII—XV вв. остается ответственность за вырывание бороды и выбитый зуб;

2) схожие ситуации нанесения телесных повреждений, различавшиеся в Русской Правде на причинявшие вред здоровью или нарушавшие честь, в праве XII—XV вв. унифицируются как группа преступлений, причиняющих вред здоровью, и за них назначается максимальная для этого вида преступлений штрафная ставка в 12 гривен. 12 гри­вен — это прямой аналог виры, он уплачивается в качестве штрафа в случае убийства несвободного или зависимого лица.

С другой стороны, происхождение штрафа в 12 гривен может быть свя­зано также с общинным судом 12 человек-поротников, соприсяжников.

Характерный для древнерусского права на всем протяжении его истории состязательный процесс отличался четко определенной струк­турой, то есть стадии процесса, известные праву Киевского государ­ства, были восприняты и правом Северо-Западной Руси. При этом в установлении истины по каждому конкретному делу особое значение имела система доказательств, которые были упорядочены и иерархиче­ски соподчинены. На первом месте в системе доказательств находилось «поличное», под которым понимался ряд функционально-близких яв­лений: материальные следы совершенного преступления, обнаружение краденого в доме подозреваемого, заклад, собственное признание, сде­ланное добровольно или под воздействием пыток. Наличие «полично­го» делало ненужным привлечение других доказательств, так как дело считалось завершенным, а вина доказанной. На втором месте по зна­чимости после «поличного» находились свидетельские показания, при этом различались отдельные категории свидетелей. Характерное для Русской Правды противопоставление «видоки — послухи» было вос­принято правом Северо-Западной Руси и преобразовано в антагони­стическую пару «сторонние люди — послухи». «Видоки» (затем — «сто­

ронние люди») не представляли ни одну из сторон, будучи вполне объективными, в то время как «послухи» являлись представителями той или иной стороны, будучи, видимо, генетически связаны с судом 12 свидетелей-соприсяжников.

В течение рассматриваемого периода увеличивается значение пись­менных доказательств, среди которых источники права Северо-Западной Руси упоминают записи (грамоты), рядницы и доски. Под грамотами понимались формальные акты, заверенные должным образом и состав­лявшиеся изначально как формальное подтверждение вещного права или обязательственного правоотношения. Рядницы представляли собой следующий по значимости вид формальных письменных доказательств, являясь, по существу, платежными расписками, которые обретали фор­мальную силу только в том случае, если их копия сдавалась в городской архив. Доска представляла собой условную фиксацию того или иного правоотношения, при этом сам материал «доски» должен был гаранти­ровать стороны от фальсификации условий заключенного соглашения.

В тех случаях, когда «суд человеческий» заходил в тупик и истина по конкретному делу не могла быть установлена путем привлечения других видов доказательств, применялся «божий суд». В период XII—XV вв. не­которые виды ордалий (присяга, жребий, судебный поединок) активно проникают в законодательные источники права и становятся харак­терной чертой древнерусского права этого периода, при этом важным представляется то обстоятельство, что перечень видов «божьего суда», использовавшегося в древнерусском праве, отличается от аналогично­го перечня, характерного для европейских государств.

Таким образом, использование клаузульного анализа и комплексное рассмотрение широкого круга источников позволило на новом уровне раскрыть глубину и многообразие русского средневекового права. Право­вая традиция Северо-Западной Руси XII—XV вв., как ветвь отечественной правовой традиции, не уступала своей эффективностью и проработанно­стью аналогичным правовым установлениям соседей средневековой Руси, а гибкостью и демократичностью превосходила их. При этом в своем ста­новлении правовая традиция Северо-Западной Руси непосредственно вырастала из права Киевской Руси, чутко отражая новые общественные явления. Необходимость новых форм и путей правового регулирования реализовывалась путем приспособления уже известных обычному праву институтов к новым условиям. Напротив, источники права иностранного происхождения правовая традиция Северо-Западной Руси воспринимала крайне осторожно и избирательно, что не может не послужить уроком со­временному поколению граждан нашей страны.