Взаимодействие воеводской власти с органами общинного самоуправления и различными социальными группами

Низшая ступень воеводского управления была сконцентрирована в сельских и городских общинах. Она состояла из волостных сотников, пяти­десятников («полусотников»), десятников, деревенских старост и др.

Без четкой организации института общинного самоуправления и под­чинения его воеводской системе управления трудно себе представить полно­ценное функционирование местных государственных учреждений XVIII сто­летия. По мнению Б.Н. Миронова, в XVIII - первой половине XIX вв. «про­исходило усиление формальной структуры общины, расширение ее полицей­скойи податной (функций... Наделяя общину полицейской и податной функ­циями, власти оставляли за ней выполнение других функций, направленных на удовлетворение материальных, правовых и духовных потребностей»¹. Важной составляющей общинного самоуправления была круговая порука. Она выражалась «в ответственности всех членов общины за каждого отдель­ного члена и каждого отдельного члена за всех членов общины в выполнении феодальных и государственных повинностей, в соблюдении общественного порядка и законов феодального государства»^[839][840]. С одной стороны, население управлялось выборными лицами из своей среды, но под пристальным смот­рением местной администрации. С другой стороны, такая организация была обоюдно выгодна как для общины, так и для центральной власти. Во-первых, как отмечает В.Д. Димитриев, общинная организация крестьян играла в их

3

жизни положительную роль^[841], в том числе по сохранению рычагов традици­онного управления и связей с коронной администрацией. Во-вторых, госу­

дарству не приходилось организовать дополнительные учреждения или рас­ширять аппарат управления, что позволяло сэкономить казенные деньги.

Центральной и в тоже время наиболее близкой к воеводской админи­страции фигурой являлся волостной сотник, в лице которого аккумулирова­лось общинное волостное управление.

Новый волостной сотник давал клятвенное обещание перед воеводской властью^[845]. С 1774 г. после процедуры принесения клятвы волостной сотник

A. Михайлов (Артюшка) стал управлять 5278 ревизскими душами в 25 насе­ленных пунктах Чекурской волости^[846]. 10 марта 1775 г. в протокол Ядринской воеводской канцелярии был внесен вопрос о выборе волостного сотника. Крестьяне Ядринской волости просили вместо бывшего волостного сотника Ф. Семенова (Сибекея) («за старостию и слабостию от бытия в соцких отрек­ся и быть более не желает») назначить выбранного ими нового сотника

B. Никитина (Шарипа)^[847].

Избранные сотники и другие общинные должностные лица обязаны были подавать в воеводские учреждения сказки, т.е. отчеты, или рапорты. В документах Чебоксарской воеводской канцелярии, составленных в 1749 г.,

196 читаем, что согласно Новоуказным статьям 1669 г. и указу 1738 г. повелева- лось выбирать для сыска и искоренения воров и разбойников «с каждых ста дворов соцкого и пятидесяцкого». Они по окончании каждого месяца в пер­вых числах обязаны были подавать в воеводские учреждения сказки¹. За не­исполнение своих обязанностей воеводы отрешали их от дел, наказывали плетьми^[848][849].

Общинные должностные лица сосредотачивали в своих руках широкие полномочия^[850].

Воеводская администрация использовала мирских управленцев и для регулирования цен. В качестве мер воздействия на население, которое было

197 заинтересовано в продаже, например, хлеба по более высоким ценам, высту­пали расписки волостных сотников. Так, в 1770 г. сотники Свияжского уезда обязались, что крестьяне будут продавать хлеб для корабельных работников «умеренною ценою»¹.

С первой четверти XVIII в., по сравнению с предыдущим периодом развития общинного управления, во время ревизий выборные с миров пода­вали в органы власти сказки о численности душ. Хотя провинциальные и уездные воеводские учреждения сами не проводили ревизию душ, они зани­мались выяснением причин утайки и требовали объяснений непосредственно от сотников и других выборных людей^[855][856].

У воевод и должностных лиц не было возможности уследить за об­ширным лесным хозяйством.

впущать»^[858].

Воеводские органы управления, наряду с требованиями исполнения различных указаний, обязаны были защищать интересы представителей об­щинного управления и сельских жителей в целом. В 1769 г. сотники Шердан- ской и Кувшинской волостей Чебоксарского уезда обратились в связи с тем, что в 1768 г. у них были солдаты и за лес «требовали с них денег..., сотни­ка. били немилостиво». Они требовали от воеводы защиты от обид и воз­мещения материального вреда^[859].

Заинтересованность центральной власти в укреплении связи воевод­ской власти с общинными институтами самоуправления видна из принятого

198 в 1774 г. единой общероссийской «Инструкции сотскому с товарищи»¹. Она состояла из 26 пунктов. В ней зафиксировано законодательное закрепление за представителями общин широких управленческих функций, существовав­ших с 1720-х по 1770-е гг.

Структура общинной власти, по инструкции 1774 г., была представлена сотником - главой волостного управления, пятидесятниками и десятниками. Они избирались «во исполнение губернаторского и воеводского Наказа, и со­стоявшихся в пополнение оного Правительствующего Сената»^[860][861]. Согласно пункту 25, сотники волостей и их подчиненные переизбирались в конце каж­дого года. Кандидаты должны были выбираться «из достаточных и неподо­зрительных людей по очереди». По устоявшейся традиции, новоизбранные представители миров давали присягу об исполнении указанной инструкции^[862]. Организация управления, взаимодействие волостного сотника с выборными из пятидесятен и десятен осуществлялись на основе пункта 23^[863], по содержа­нию которого можно сказать, что была создана трехзвенная система волост­ного управления: волостные сотники - пятидесятники - десятники. При ис­полнении возложенных по инструкции функций им предписывалось «никуда не отлучаться».

В инструкции на первый план были вынесены вопросы, связанные с полицейским надзором (пп. 3-4, 13, 15). Сотники и их подчиненные боролись с беглыми (пп. 3-4, 13), следили за членами общины, имевшими «прокор­межные письма» и разрешение удаляться от места своего жительства не бо­лее 30 верст^[864]. Общинные представители власти получили различные права (пп. 5-9, 12, 14, 18-19). Правительством им вменялось проследить, чтобы во вверенных территориях никто не занимался корчемством вина. Надлежало пресекать и незаконную торговлю солью^[865]. Сотниками с пятидесятниками и

199 десятниками проводились работы по борьбе с мором, эпизоотией, устране­нию последствий природных стихий и пожаров.¹ Общинные предводители должны были проследить, например, чтобы селяне не строили бани в непо­средственной близости от жилых построек, не топили печи в ночное время, не разжигали костры вблизи лесов и посевов, запасались водой и вооружа­лись пожарными инструментами. Погорельцы могли восстановить свои избы с дворовыми строениями только с разрешения воеводской власти^[866][867].

Сотниками и их подчиненными распутывались земельные и связанные с природными недрами вопросы. К примеру, при возникших земельных спо­рах пункт 9 призывал участникам сохранять порядок и чтобы они, незаконно вырубив лес и собрав урожай, не приносили друг друга убытки. В инструк­ции же говорилось, чтобы тяжущиеся стороны «меж, ям и столбов не порти- ли»^[868]. Ловля птиц и зверей (кроме хищных), организовывалась только в уста­новленное время. Во время охоты не разрешалось пользоваться «тенетами, цевками, петлями, клевцами». Были специальные требования к вырубкам ле­са. Для рационального использования лесного материала в общинах запре­щалось изготовлять долбленые гробы^[869].

Пункт 21 обязывал общинное самоуправление приложить усилия по содержанию дорог, мостов, перевозов и бечевников^[870]. Инструкция затрагива­ла сферы взаимодействия жителей общины с духовными лицами (пп. 1-2), вопросы перевода жителей из одного уезда в другой (п. 10), «О вспоможении в забрани оговорных» (п. 16), извещения уездным властям о «монстрах и о куриозных птицах и зверях» (п. 22)^[871].

Отдельно можно выделить пункты, относившиеся к привлечению сот­ников, пятидесятников и десятников ответственности за неисполнение пунк­тов инструкции. Им за ненадлежащую службу грозило наказание «по указу

200

без упущения»¹. На первый взгляд, пункт 17 «О не сборе с крестьян сверх положенного по указам другого ничего, и не отягощении постоями» касался только сборщиков подушины и рекрут. Однако выборным общинным людям, принимавшим непосредственное участие в этой деятельности, четко напоми­налось о недопущении взяток и лихоимства^[872][873]. Наиболее ярко и точно о воз­можных преследованиях сотников с пятидесятниками и десятниками указано в пункте 24 «О чтении сей Инструкции еженедельно»^[874].

Взаимодействие провинциальных и уездных воеводских канцелярий с духовными учреждениями велось на основе законодательства первой четвер­ти XVIII столетия. Так, при необходимых случаях священнослужители были обязаны открывать тайну исповеди прихожанина^[875]. По Наказу 1728 г. губер­наторы и воеводы должны были следить, чтобы новокрещены не были обра­щались в ислам^[876]. В этом плане духовенство и местные власти претворяли в жизнь план христианизации нерусского населения. В законодательных актах 1730 г. духовенству предписывалось иноверцев принимать в лоно правосла­вия увещеванием, вести учет непричастившихся мирян и т.д.^[877]

Приходы были низшими административными единицами церкви, объ­единявшими несколько деревень вокруг православного села, в котором рас­полагался храм. В руках духовных лиц сконцентрировались широкие функ­ции. Эти функции имели огромное значение в среде сельского и городского населения, в частности для правительственных органов управления.

В 1740-х гг. тесное взаимодействие воеводских и духовных учрежде­ний было вызвано начавшейся активной фазой христианизации «иноверцев». Им вменялись принять меры по запрету строительства мечетей, разведыва­нию и слежению за некрещеными и принявшими православие крестьянами. В случае отказа от принятия христианской веры, на «иноверцев» налагались

201 штрафы¹. В связи с предоставлением новокрещенам трехлетней льготы, про­винциальные и уездные воеводские канцелярии не собирали с них подушину. Тяжелым бременем она ложилась на оставшихся «иноверцах некрещеных»^[878][879]. Однако усилия светских и духовных учреждений не всегда оправдывали надежд самодержавного правительства. Немало хлопот им приносили от­павшие от православия новокрещены или «иноверцы», не принявшие право- 3

славную веру и примкнувшие к исламу^[880].

Труд священников на христианско-нравственном поприще в среде язычников и мусульман был не из легких. Духовенству часто приходилось обращаться в воеводские канцелярии для решении тех или иных религиоз­ных вопросов. Например, в 1742 г. Новокрещенской конторой преследовался чуваш П. Патрикеев из д. Босаева Чебоксарского уезда. Его обвиняли в осквернении икон («о святые иконах ругательствах и христианской вероуни- чижении»). Расследование велось с привлечением представителей местной администрации - рассыльщиков Свияжской провинциальной канцелярии^[881]. В 1744 г. в Сенат поступило дело о богохульниках чувашах М. Алешкине и П. Пиксубаеве. Им грозила смертная казнь за «злоумышленные слова про образ Господа нашего Иисуса Христа». Предварительно следствие произвели воевода Кокшайской воеводской канцелярии и казанский губернатор^[882]. В мае 1769 г. священнослужитель с. Богородское Первые Киняры тож Чебоксар­ского уезда Б. Андреев направился в Чебоксарскую воеводскую канцелярию. Он просил дать нарочного, чтобы разыскать новокрещеных чувашей из д. Вторые Киняры Чебоксарского уезда («в не показывании ими русских имен и о не хождении на исповедь»)^[883]. В 1771 г. Симбирское духовное прав­ление обратилось к воеводским властям, предъявив реестр новокрещен окру­ги. Поводом послужили нехождение новокрещен в церковь «в воскресные

202 праздничные и высокоторжественные дни. в погребении самими собою умерших своих» и т.д.¹

Были случаи, когда воеводские учреждения нуждались в помощи свя­щеннослужителей. Так, при расследовании обстоятельств убийства отставного солдата Ф. Анчютина (Он(т)чутина) чебоксарский воевода обратился к насто­ятелю Чебоксарского архиерейского духовного приказа. Он требовал провести допрос священника, который исповедовал при смерти лежащего солдата^[884][885]. Рас- сыльщикам провинциальных и уездных воеводских канцелярий приказыва­лось производить осмотры умерших только в присутствии духовенства и жи­телей округи^[886]. Чебоксарской воеводской канцелярией, например, был дан приказ, по которому нарочному необходимо было выехать в д. Вторые Тинса- рины Туруновской волости Чебоксарского уезда и освидетельствовать тело умершего. В нем говорилось: «Какие. есть признаки при священно- и цер­ковнослужителей и тутошних лутчих обывателях, осмотря, описать»^[887]. В апре­ле 1762 г. в д. Котякова Первой Тугаевской волости Цивильского уезда про­изошло убийство Д. Яковлевой. Осмотр умершей при понятых производили священнослужитель и канцелярист Цивильской воеводской канцелярии И. Попов. В совершении тяжкого преступления подозревался С. Васильев. По показаниям свидетелей оказалось, что Д. Яковлева направилась к нему «для прошения котла медного к варению пива». Исходя из этого, священнослужи­телем было принято решение подозреваемого С. Васильева, «набив на того. колодку», этапировать в Цивильскую воеводскую канцелярию^[888].

Воеводские органы управления и духовенство тесно сотрудничали в области судебно-следственных практики, в проведении повальных обысков, в расследовании дел о незаконной рубке заповедных лесов, и т.д.^[889]

Воеводская администрация была заинтересована в выборе сотников из принявших крещение. Она имела отношение и к кампании по христианиза­ции «инородцев» Среднего Поволжья в 1740-х гг. Например, указом из Сви­яжской провинциальной канцелярии запрещалось выбирать в сотники для смотрения заповедных лесов, воров и разбойников из числа некрещеных жи­телей общин. В указе говорилось, что иноверческие сотники могут причи­нить обиды и разорения крещеным односельчанам¹. Следовательно, испол­нение указа кроме воевод ложилось и на священников. Они принимали непо­средственное участие в выборах должностных лиц низшего звена воеводско­го управления. К примеру, вместо волостного сотника Князь-Аклычевой сот­ни Свияжского уезда Р. Сулейманова жителями десяти деревень был выбран П. Селиверстов (Абдылмен). Его кандидатура на выборную должность во­лостного сотника проходила процедуру согласования с местным священни­ком. Затем в Свияжскую провинциальную канцелярию было направлено до- ношение и «поверенное за священниковыми руками письмо»^[890][891]. В 1769 г. «за рукоприкладством», т.е. с участием, священника был избран в должность толмача Шерданской волости Чебоксарского уезда Н. Власов^[892]. В свою оче­редь представители духовного ведомства обращались к местным органам управления о сыске и поимке беглых церковнослужителей и монахов^[893].

Церковь являлась рупором царского правительства, перед мирянами по ее каналам оглашались указы и распоряжения государственных учреждений Российской империи^[894].

Согласно государственной идеологии и по инструкциям для губернато­ров и воевод, служащие воеводских канцелярий присягали государю на вер­ность в службе. При получении ими нового чина они, в соответствии с пред­писаниями, еще раз давали клятвенное обещание императору перед Богом. Присяга проходила в церквах. Текст клятвенного обещания гласил, что прися-

204 гающий обязуется пред Богом верно и нелицемерно служить государю, «по совести своей исправлять» должностные обязанности¹. Так, по приказу Чебок­сарской воеводской канцелярии от 12 февраля 1776 г. подканцеляристу А. По­пову, после дачи клятвы было решено дать чин канцеляриста^[895][896]. После зачиты­вания клятвенного обещания и церковного обряда целования креста и Еванге- 3 лия, присягающий и священнослужитель подписывали присяжный лист^[897].

Городские власти и провинциальные и уездные воеводские канцелярии взаимодействовали достаточно тесно. Уездные воеводы по указанию про­винциального центра выступали в роли контрольно-надзорного и апелляци­онного органа, и при необходимости активно участвовали в городских делах.

В 1728 г. Свияжской провинциальной канцелярии стало известно о за­ключении сделки с подрядчиком А.И. Проскуряковым. Он заручился поста­вить на Чебоксарский кружечный двор 300 ведер простого вина. Провинци­альные власти требовали от Чебоксарской воеводской канцелярии, чтобы она через Чебоксарскую ратушу получила «письменное известие» как о самом подрядчике, так и о тех, кто выступал в роли поручителей с подробным опи­санием имущества. Городские власти сумели предоставить необходимые сведения в июле 1728 г.^[898] Военная коллегия указом от 7 мая 1734 г. наложила штраф за беглого солдата из Чебоксар на ратушского бурмистра Котельнико­ва. Его разыскивала Чебоксарская воеводская канцелярия^[899]. В 1734 г. Свияж­ская провинциальная канцелярия просила погасить образовавшуюся за 1731­1733 гг. недоимку по г. Чебоксары в размере 1134 руб. 52 коп. И на этот раз не обошлось без участия уездного воеводы^[900]. В начале 1738 г. воеводская канцелярия Чебоксар, чтобы заставить городские власти подготовить ведо­мости и счета, отправила капрала Лаптева с двумя рассыльщиками «понуж-

дать» «бургомистра с товарищи»¹. В 1746 г. воеводские власти докладывали в Казань, что требуемых кузнецов собрать не удается. Причиной была неот­дача 2 кузнецов со стороны руководителей магистрата^[901][902]. В 1774 г. Свияжская питейная контора жаловалась в провинциальную канцелярию о не предо­ставлении Чебоксарским магистратом ведомостей о питейных продажах за 1773 г. Свияжский воевода приказал Чебоксарской канцелярии «понудить» магистратские власти в подготовке и высылке требуемых ведомостей^[903].

Фискально-финансовая составляющая функционирования города была под пристальным контролем воеводских органов управления. Сложившаяся практика хорошо прослеживается рапортов ратушских чинов, поданных в во­еводские канцелярии, по переписке провинциальных воеводских и городских органов управления^[904]. При несвоевременной доставке ведомостей или испол­нении поручений городскими властями, уездные воеводы получали нарека­ния со стороны провинциальных воевод. Так, в 1741 г. Свияжская провинци­альная канцелярия сообщала в Сенат, что финансовая документация не вы­слана и еще готовится. Причиной неприсылки различных ведомостей, например, из Цивильска за 1725-1727 гг., из Чебоксар о кабацких и канце­лярских сборах за 1725-1728 гг., таможенных - за 1725 г., указывалось, что «неисправность в том чинится от городовых той провинции воевод»^[905].

Ратуши были обязаны ставить воеводские канцелярии в известность о производящиеся выборах и назначениях на общественные должности. Так, в мае 1742 г. произошло обновление состава выборных служащих из числа че­боксарского купечества ^[906]. В январе 1744 г. в Алатыре из среды посадских людей выбирали бурмистров, ларечных и целовальников. Они отвечали пе­ред ратушей за таможенные, кабацкие, конские и перевозные сборы. В общей

сложности их было выбрано 105 чел.¹ В свою очередь Алатырская канцеля­рия предписывала ратуше, чтобы соляные бурмистры с ларечными «над це­ловальниками имели неослабное повсечастое смотрение». Акцент также был сделан на соблюдении целовальниками технологии сбора средств^[907][908]. В 1760 г. Ядринская ратуша в промемории, адресованной к воеводе, говорилось о вы­боре счетчика Г. Тетерина^[909].

Воеводским учреждениям приходилось защищать интересы горожан, пресекать злоупотребления со стороны городских властей. В 1728 г. к чебок­сарскому воеводе А.Е. Заборовскому поступил сенатский указ, гласивший о немедленной высылке посадского человека Чебоксар Г. Шитова в Казань. В нем говорилось, что он раскрыл «похищение интереса» представителями го­родской администрации. Он в свою очередь преследовался городскими вла­стями и «держался в том магистрате под караулом два года., был под смертным боем»^[910]. По указу Сената под личный контроль чебоксарского вое­воды было взято затянувшееся следствие между чувашом К. Базанековым и посадским человеком М. Шитовым. Дело, рассматривавшееся Чебоксарской ратушей (магистратом), тянулось с 1725 г.^[911]

Городские власти решали вопросы, связанные с уездными жителями, через воеводские учреждения. К примеру, в 1732 г. Чебоксарская ратуша об­ратилась к воеводским властям с тем, чтобы с «инородцев», продававших лошадей, собирать «конские пошлины»^[912]. Для этих целей из среды городского населения выбирали сборщиков. В 1750 г. на указанную должность в Чебок­сарах были выбраны Ф.И. Костромитинов и П.Д. Мочалов. В своем обраще­нии они просили, чтобы «ис Чебоксарской воеводской канцелярии дать по­слушной указ и для вспоможения розсылщика». «Послушной указ» воеводой выдавался не сборщикам, а сотникам и выборным людям. В нем подчеркива-

207 лось, что конские пошлины будут собираться «по торшкам, а по деревням и по новокрещенским домам отнюдь не збирать»¹. Городские выборные люди с подобными просьбами обращались к воеводской канцелярии также о даче штатного солдата и издания «послушного указа» как в 1749 г., так и в 1751­1752 гг.^[913][914]

Воеводская администрация совместно с ратушами (магистратами) раз­бирала общие дела, например, связанные с чрезвычайными происшествиями в городе, хозяйственного характера и т.д. Такое общее заседание проходило в мае 1779 г. На нем утверждался план постройки каменных в два корпуса со­ляных магазейнов^[915]. 11 ноября власти города и уезда собирались по случаю в городе пожара на кирпичном заводе московского второй гильдии купца С. Климонтова. От стихии были уничтожены строения, материалы для изготов- 4 ления кирпича и т.д.^[916]

Между городскими и уездными властями происходило некоторое про­тивостояние на почве установления того, кому и как управлять. Особенно явно оно проходит по судебно-следственным материалам. Здесь же можно выяснить, какому из указанных учреждений давали предпочтение тяжущиеся стороны. Например, в марте 1742 г. крестьяне д. Оточево Чебоксарского уез­да через Казанскую губернскую канцелярию добились перенесения спорного дела с посадским человеком П. Пичюгиным из Чебоксарской ратуши в вое­водскую канцелярию^[917]. В 1740-1750-х гг. продолжался спор Ф.Н. Трушенникова за наследство с сестрой. В 1754 г. Чебоксарский маги­страт начал следствие по иску его сестры А.Н. Шитовой (Трушенниковой). Ответчик Ф.Н. Трушенников попадал под «ведомство канцелярское» и по­этому протестовал, указывая, что магистрату следовало производить опись имущества сообща с канцелярией. А то городские власти, ссылаясь на регла­мент Главного магистрата, доказывали обратное: мол, в Чебоксарскую вое-

водскую канцелярию о следствии «сообщить не следовало»¹. В июне 1778 г. воеводская канцелярия и ратуша в Курмыше переписывались по поводу рас­следования дела о краже чувашом А. Ивановым (Чалаем) и мещанином А.Т. Старицыным лошадей. Получилось так, что первый был подведомстве­нен уездному воеводе, другой - городской власти. Решительнее была адми­нистрация Курмышской канцелярии, посылавшая несколько промеморий о выдаче к следствию мещанина А.Т. Старицына. В одной из них отмечается, что Курмышской ратуше «излишних и беззаконных переписок чинить не следовало». Ей по резолюции Курмышской воеводской канцелярии необхо­димо было мещанина Старицына, «не принося более никаких оговорок», до­ставить к воеводе^[918][919]. В июле 1778 г. Курмышская ратуша заявила, что по нор­мам закона А. Старицыну следует «решение учинить в здешней ратуше». Однако ратуша, «по не имению приказных служителей для производства и решения, отсылается... з депутатом курмышским мещанином И. Свешнико­вым в Курмышскую воеводскую канцелярию»^[920]. В конце концов, курмыш- ский воевода в феврале 1779 г. вынес обвинительный приговор^[921].

Предметом соприкосновения между воеводами и главами городских администраций являлись и городские здания. Например, в 1738 г. Чебоксар­ская воеводская канцелярия, ссылаясь на неудовлетворительное состояние тюремного двора и строений, решила, чтобы заключенных «под Чебоксар­скую ратушею или в другое место. перевесть на время»^[922]. В 1754 г. служи­лые чины Чебоксарской воеводской канцелярии вовсе «по усилию» заняли половину офиса Чебоксарского магистрата^[923].

В заключении следует сказать, что деятельность воеводских учрежде­ний зависела от выборных лиц крестьянских самоуправлений. На них были возложены широкие функции по управлению уездом и провинцией в целом,

209 которые контролировались воеводами. В деле по осуществлению админи­стративных полномочий областных правителей над представителями общин­ного самоуправления были задействованы духовные лица. Периодически во­еводским органам управления приходилось принимать участие в деятельно­сти городских учреждений, срывавших сроки и планы реализации политики правительства. С другой стороны, воеводы являлись той инстанцией в уезде и провинции, которой решались насущные вопросы различных социальных прослоек, городских и духовных властей.

Итак, воеводские учреждения - многофункциональные органы местно­го управления с широкими административными, полицейскими, военными, фискально-налоговыми, хозяйственными, судебными и нотариальными пол­номочиями.

Воеводские органы управления исполняли свои функции для осу­ществления политики абсолютизма и решения управленческих вопросов. В процессе деятельности административные полномочия позволяли воеводам сконцентрировать в своих руках всю полноту управления провинцией и уез­дом. Особую роль в практике функционирования воеводских учреждений на территории Чувашии с нерусским составом населения играл полицейский надзор, направленный на сохранение правопорядка и спокойствия. Несмотря на то, что воеводы не были наделены особыми полномочиями по борьбе с голодом и эпизоотией, охвативших в 1730-х гг. часть территории Чувашии, они активно принимали участие в правительственной кампании по ликвида­ции их последствий.

Воеводами решались вопросы организации рекрутского набора, покуп­ки и приема лошадей для армии, заготовки провианта согласно заданиям Во­енной коллегии. Сбор налогов с крестьян и городских людей на территории Чувашии был одной из главных задач воеводских администраций. Однако им не удавалось бесперебойно обеспечить казну сборами, вследствие чего год за годом возрастали недоимки. В связи с плохим денежным обеспечением вое-

210 воды не могли в полном объеме исполнять хозяйственные функции, обязан­ности по содержанию казенного имущества и управлению вверенной терри­торией в целом.

Удовлетворение запросов населения по гражданским и уголовным де­лам, подготовка и регистрация прав на движимое и недвижимое имущество, различных сделок и т.д. являлись одними из ключевых функций воевод по проведению правительственной политики на территории Чувашии. Уездные воеводские органы управления были судебными учреждениями первой ин­станции (без городских обывателей). Провинциальные воеводы как судьи второй инстанции рассматривали апелляции как уездного сельского, так и городского населения. Несмотря на соблюдение всей технологии сыска, рас­следования и проведения суда, воеводский «суд по форме» судя по материа­лам наказов в Уложенную комиссию 1767 г., имел существенные недостатки и не удовлетворял тяжущихся сторон, проживавших на территории Чувашии и за ее пределами. По мнению крестьян и других социальных групп процеду­ру воеводского судопроизводства требовалось упростить или вовсе заменить.

Исполнение воеводами полицейских, военных, фискальных и отчасти судебных функциональных обязанностей проходило при тесном взаимодей­ствии с представителями крестьянского самоуправления. Общинные органи­зации русских, чувашей, татар, марийцев и других нерусских народов на тер­ритории Чувашии осуществляли вышеперечисленные функции и несли мно­гочисленные государственные повинности. Воеводам, управлявшим уездами и провинциями, посильную помощь оказывали толмачи и представители ду­ховенства. В уездную городскую жизнь воеводы вмешивались в основном по указам из провинциального центра и других вышестоящих учреждений. Без воеводских органов власти не обходилось принятие решений обращениям городских и духовных учреждений.

Специфика провинциальной и уездной воеводской власти на террито­рии Чувашии заключалась, в отличие от великорусских уездов и губерний, в управлении нерусским населением со сложным социальным и конфессио-

нальным составом. После массовой христианизации «иноверцев» в 1740-х гг. воеводские органы управления использовали нормы закона, дающие креще­ным льготы, а остальным некрещеным - усиление социально­экономического давления. Эти особенности позволяли воеводам регулиро­вать и дифференцированно подходить к осуществлению набора рекрутов, сбору подушных денег, проведению суда и расправы.

212