1. Вклад Суда ЕС в формирование европейского правового пространства

В предыдущем разделе диссертации было показано, «гго осуществляя спою законодательную деятельность, Суд ЕС в значительной степени влиял на процесс интеграции, особо отмечалось прямое влияние судебного прецедента на процесс интеграции в ЕС.

• Суд может узаконить одни действия и признать незаконными другие;

• Суд может инициировать законодательное вмешательство ЕС;

• Суд может вмешиваться в отношения между различными участниками, вовлеченными в интеграционные процессы;

• Суд играет ведущую роль в имплементации решений органов ЕС.

Характерно, что иногда трудно определить уровень влияния Суда на этих различных стадиях, но очень часто оно довольно значительно.

Формирование политики - трудоемкий процесс, поэтому для принятия решений должны быть выполнены различные условия: проблема, которую нужно решить должна "созреть"; творцы политики должны найти приемлемое решение, и они должны, кроме того, уметь убедить лиц, принимающие решение (и вообще политических деятелей) в правомерности их выбора.^[130] Суды могут играть существенную роль в этом процессе, в частности, сигнализируя о проблемах, на которые необходимо обратить внимание, Суд ЕС так и поступал в ряде случаев. Одним из наиболее показательных примеров является та роль, которую Суд сыграл в принята» Европейских правил слияния компаний.’⁴³¹⁴⁴

Европейская комиссия была наделена существенными полномочиями в области контроля над соблюдением добросовестной конкуренции: Комиссия должна гарантировать, что соглашения между фирмами не нарушат принцип добросовестной конкуренции (статья 85 [81]) и что фирмы, которые доминируют на данном рынке, не злоупотребляют их доминирующим положением (статья 86 [82]).

В 1972 году были начаты слушания дела против упаковочной компании Continental Сап, которая приобрела фирму - своего главного конкурента через бельгийский филиал. Комиссия возразила возражение, что сделав это компания Continental Сап злоупотребила своим доминирующим положением на рынке. Решение Комиссии было оспорено в Суде ЕС на том основании, что статья 86 не может использоваться для контроля над слиянием компаний. Отклоняя дословное толкование, Суд возразил в такой же манере как и по делу Van Gend &Loos против того, что Комиссия должна "обратиться к изначальной задумке общей схемы и формулировке статьи 86, а также к системе и целям договора".^{[131][132][133]} Верный своей традиции целенаправленного толкования. Суд продолжил исследовать это положение в свете принципов и целей, изложенных в статьях 2 и 3, и поддержал широкое толкование Комиссией статьи 86. Однако это решение было отменено по другим основаниям.

Эта победа побудила Комиссию подготовить законодательный проект, в котором регулировались ее полномочия по управлению слияниями и скупкой компаний. Государства-члены ЕС, в частности Великобритания и Германия, которые уже создали внутригосударственное законодательство по контролю над слиянием компаний, отказались следовать этим положениям. Однако, их позиция

была подорвана в соответствии с решением 1987 года по делу Philip Morris, в котором Суд ЕС постановил, что слияния компаний, следующих из соглашений, подписанных компаниями, могут быть расценены как ограничительные соглашения, запрещенные статьей 85 и поэтому подвергнуты контролю Комиссии.^[134] Цель была достигнута, в результате, компании начали уведомлять о слияниях компаний Комиссию.

В конечном счете, в 1989 году были приняты Правила Контроля над слиянием компаний.

Роль Суда в этом деле была по преимуществу косвенной: Суд не предоставил Комиссии в полном объеме право управлять слияниями и приобретениями компаний. Но тем не менее, в подтверждение, что некоторые ситуации по крайней мере подпадали под действие статей 85 [81] и 86 [82], его решение способствовало решению проблемы. Решение дало возможность Комиссии выдвинуть идею контроля над слиянием компаний на Европейском уровне, которая прочно заняла свое место вслед за единой рыночной программой. По нашему мнению стоит отметить, что в отличие от дела Continental Сап, в котором решение Комиссии было частично мотивировано, её желанием стало установить принцип, который мог бы регулировать слияния компаний в рамках статьи 86, в деле Philip Morris Суд ЕС опротестовал одобрение Комиссий слияния компаний некоторых их конкурентов.^[135]' В этом деле Суд не может быть представлен даже опосредованным участником стратегии, проводимой Комиссией. Решения Суда, поскольку они способны изменить правовую ситуацию всех участников процесса формирования политики, могут быть предметом обсуждения, адресованным политическим учреждениям ЕС.

В деле Pavlov^[136]голландский суд обратился в Суд ЕС с вопросом: совместимо ли с правилами о добросовестной конкуренции обязательное участие в профессиональной программе пенсионного обеспечения для определенной профессии (по делу Pavlov для медицинских специалистов). Система такого вида заложена в соглашении между представителями данной профессии, которым им гарантируется определенный уровень пенсии; управление системой поручается

фонду; государственная власть должна закрепить обязательное членство в системе для всех представителей профессии. Суд заявил, что в отличие от соглашений заключенных в контексте переговоров между предпринимателями и профсоюзами о заключении коллективного договора и нацеленных на улучшение условий занятости (рассмотренные в делах Albany¹⁴⁹, Brcntjens¹⁵⁰и Drijvcnde Bokken¹⁵¹), соглашение между всеми представителями профессии по своей природе и целям не может быть исключении из сферы регулирования статьи 85 (1) Договора о ЕС.

Даже при том, что такое соглашение направлено на гарантирование определенного уровня пенсий всем представителям данной профессии и таким образом улучшает одно из условий их работы, а именно ее оплату, оно не упомянуто в контексте переговоров между предпринимателями и профсоюзами о заключении коллективного договора. Кроме того, самостоятельно работающие медицинские специалисты занимаются экономической деятельностью и поэтому являются предпринимателями, действующими в рамках законодательства о добросовестной конкуренции. Если последние, объединившись вместе, принимают решения в рамках национальной ассоциации, внести свой вклад в профессиональный пенсионный фонд, то они действуют как предприятие в смысле указанных статей, а не как конечные потребители. Однако их решение основать такой фонд в значительной степени не нарушает нормы о добросовестной конкуренции в пределах Общего рынка, поскольку стоимость дополнительной программы пенсионного обеспечения имеет только косвенное влияние на конечную стоимость услуг, предлагаемых членам профессии.

Что касается запроса, сделанного судом Нидерландов об обязательном участии в программе пенсионного обеспечения, то этот механизм идентичен существующему в национальном праве разных стран и осуществляемому контрольными органами, действующими в социальной области. Такие механизмы направлены на выдачу дополнительных пенсий для служащих или лиц, занимающихся самостоятельной деятельностью, и включают множество гарантий. Поэтому решение представителей профессии основать профессиональный пенсионный фонд, в соответствии с дополнительной программой пенсионного

¹⁴⁹ Judgment of21/09/1999, Albany (Rcc.l999,p.l-5751)

¹⁵⁰ Judgment of 21/09/1999, Brcntjens' (Rcc.I999,p.I-6025)

¹⁵¹ Judgment of21/09/1999, Drijvcnde Bokken (Rec.l999,p.I-6121)

обеспечения, и обратиться с просьбой в органы государственной власти сделать участие в этом фонде обязательным нс противоречит статье 85 (I) Договора о ЕС, а статьи 5 и 85 Договора не запрещают государственным властям устанавливать обязательное членство в таком фонде.

Как представляется, Суд ЕС продемонстрировал свое стремление к новаторству при осуществлении своей деятельности в области гармонизации законодательства стран-членов ЕС и в первую очередь в сфере свободного движения товаров. Одним из препятствий организаций объединенного рынка являлись значительные расхождения в регулировании аналогичных правоотношений между национальными законодательствами. Следует заметить, что национальные традиции весьма заметно проявляются в области потребления продукции и сс безопасности, а также в модели организации профессиональной деятельности и уровня законодательства по зашите окружающей среды, что очень влияет на различие национальных законодательств. Эти различия создают значительные трудности для импорта изделий, произведенных по иным правилам, нежели тем, которые действуют в стране импорта.

Для устранения этих препятствий международной торговли Римский договор предусмотрел важную процедуру «сближение национальных законодательств» стран-членов, известную под названием «гармонизация права».

Гармонизация предполагает согласие с вмешательством органов ЕС во внутреннюю компетенцию стран-членов. При этом необходимо соблюсти требование единогласия, закрепленное в Едином европейском акте, а его очень

трудно достичь. На практике часто возникала необходимость преодолеть ситуацию, когда отсутствовало согласие или необходимо было избежать угрозу применения вето.

Этот подход подкрепляли протекционистские меры, которые в Европе широко были распространены в конце 70-ых годов. Учитывая трудность их преодоления, соответствующие органы издавали большое количество технических инструкций, из-за желания защитить национальные рынки от иностранной конкуренции. Именно в связи с этой ситуацией Суд вынес известное решение по делу Cassis de Dijon,^[138]которое явилось результатом дискуссии по вопросу о нетарифных барьерах для торговли. Немецкое законодательство запретило продажу алкогольной продукции с содержанием алкоголя меньше чем 25 процентов, что привело к запрету коммерческой продажи в Германии продукции компании Cassis de Dijon, содержание алкоголя в которой составляет около 20 процентов.

Импортер, подавший иск в национальный суд, утверждал, что немецкий закон нарушил статью 30 (28), так как создал препятствия свободному движению товаров. Учитывая широту универсальной формулы по делу Dassonville^[139], ответ Суда нс трудно было предсказать. Дебаты развернулись по другому вопросу: в отсутствии гармонизированного законодательства может ли государство использовать свое законодательство для запрета коммерческой продажи импортированных товаров? Суд ответил утвердительно, указывая, что не только соображения, лежащие в основе статьи 36 (30) - этика и общественная безопасность, защита здоровья, и так далее, - но также и "принудительные требования’', вроде справедливости коммерческих сделок или защиты потребителя,

могли на законных основаниях оправдывать отход от принципа, установленного статьей 30.

При этом Суд добавил, что рассматриваемое законодательство должно фактически отражать эти законные ценности. Немецкое правительство выдвинуло в оправдание довод о необходимости защитить здоровье потребителя и учесть факт, чгто привыкшие к наличию крепкого алкоголя на рынке потребители могли быть введены в заблуждение относительно качества импортированной продукции. Ни один из этих аргументов не убедил Суд ЕС: действіпельно норма, предписывающая минимальное содержание алкоголя в продукции - нс обязательно является эффективным методом защиты здоровья потребителя. Что касается качества информирования потребителя, то это могло бытъ достигнуто иным путем, нс препятствующим свободному движению товаров, к примеру, хорошо выполненной его маркировкой. Суд также добавил: «Нет никакой убедительной причины для подобного запрета при условии, что алкогольные напитки были законно произведены и проданы в одном из государств-членов, но должны быть представлены в другом государстве-члене. Продажа таких изделий не может быть подчинена законному' запрещению па продажу напитков с содержанием алкоголя ниже, чем предел, установленный национальными правилами».

Таким образом, Суд постановил, что, если товар удовлетворяет требованиям одного государства-члена, то требования вроде тех, которые содержались в немецком законе, не могут применяться. Эта формулировка Суда имела значительное влияние на развитие Европейской интеграции. С одной стороны, суть этого решения состоит в том, что в отсутствие доказательства иной ситуации национальные нормы, регулирующие производство и продажу товаров в стране происхождения, должны рассматриваться как эквивалент норм, действующих в стране предполагаемого импорта. Более полное обоснование этого суждения было дано в 1984 году в документе Совета: ’’Цели, преследуемые государствами-членами для защиты безопасности и здоровья как людей, так и потребителей, в принципе, имеют одинаковую силу, даже если для их достижения используются различные методы". Именно эта схожесть целей создает основу для сближения национальных законодательств.

Вышеприведенное толкование является одним из возможных толкований принципа, предложенного на обсуждение Суда ЕС. Комиссия, ознакомившись с решением Cassis de Dijon, выдвинула на первый план потенциальные возможности указанного подхода. Учитывая замечания Суда, Комиссия выработала обший принцип "взаимного признания", она исходила из того, что для государств-членов осуществление принципа функциональной эквивалентности, выработанного Судом, было не достаточно для регулирования импорта товаров в соответствии с нормами национального права. Государства-члены также должны принимать во внимание "законные требования других государств-членов". В том же самом ключе, Брюссель объявил о своем намерении контролировать все нарушения этой новой практики и пересмотреть программу гармонизации, чтобы впредь все усилия были сконцентрированы на сферах, которые остались вне действия принципа взаимного признания, как видно, исключениями, упомянутыми в статье 36 (30), и "принудительными требованиями", определенными Судом ЕС.

Эта программа была подвергнута активной критике.’^{55 [140][141] Комиссию упрекали за отход от установленных Судом ЕС положений и за игнорирование многочисленных исключений, на которых Суд основывал свои решения. Совет Министров высказал мнение, что Комиссия, используя свой юридический персонал, дала противоположное толкование решениям Суда. Тем не менее, усилия Комиссии оказались весьма успешными. Четырьмя голами позже государства- члены согласились с широким подходом Комиссии к методике новой стандартизации. Позже, в период завершения формирования внутреннего рынка, Комиссия получила одобрение Советом программы мер, направленных на устранение внутренних границ к 31 декабря 1992 года. Понятие «взаимного признания» заняло центральное положение в этой программе. Комиссия предложила расширить пределы сс использования для того, чтобы применять этот принцип не только к свободному движению товаров, как это было по делу Cassis de}

Dijon, но также и в таких областях, как свободное движение услуг или устранение таможенных препятствий свободному движению.

Как следует из вышесказанного, Суд ЕС проявил новый подход и внес позитивный вклад в процесс европейской интеграции и в гармонизацию права ЕС. Концепция взаимного признания не была изобретена Судом: она получила закрепление в статье 57 (47) Римского договора и касается признания дипломов и квалификаций. Также неоспоримо, что экстраординарный успех концепции многим обязан предпринимательским политическим качествам. Своим успехом концепция обязана Комиссии, которая высоко се оценила и нашла способы довести ее до национальных правительств.¹⁵'

Однако факт остается фактом: именно Суд ЕС ввел концепцию взаимного признания в сферу свободного движения товаров, он сделал это по своей собственной инициативе, так как о ней ничего не говорилось ни в заявлениях истца, ни в материалах Комиссии, ни в заключении генерального адвоката. Путем заявления, которое, как считают, не было даже необходимым для разрешения спора, Суд внедрил идею, которая получила дальнейшее развитие.

Способность вводить новшества сама по себе не достаточна, чтобы гарантировать успешное внедрение сформулированных идей. Необходимо их принятие обществом в целом или по крайней мере соответствующими органами, именно судебные органы способны решать эту задачу. Их традиционная роль толкователей права имеет большую ценность для ликвидации пробелов в праве. Суды, в отличие от политических органов, не предлагают возможные варианты решения проблемы - они формулируют право.

Дело Cassis de Dijon подтверждает сделанный вывод. Концепция взаимного признания была трансформирована в юридический принцип.

Обращение за помощью к Суду ЕС может на практике стать частью политической игры, что явно подтверждается обсуждениям проблем в области страхового права. Римский договор предусмотрел отмену ограничений на свободу оказания услуг в рамках ЕС. Однако в течение более чем двух десятилетий проблемой регулирования страхования занимались опосредовано, а именно как ^[142]

проблемой свободы разных видов деятельности. Большинство государств-членов фактически предоставило доступ на рынок страхования, но при получении предварительного разрешения, что таким образом позволило им гарантировать, что страховые компании нс понесут дополнительные убытки и сохранят финансовую устойчивость. Внимание учреждений ЕС было в значительной степени сосредоточено на условиях, на которых эти разрешения предоставлялись, для того чтобы позволить компаниям, основанным в другом государстве-члене открыть отделение или филиал в другом государстве ЕС. Эта первая волна гармонизации права столкнулась с теми же самыми трудностями, что и в области свободного движения товаров: государства-члены не хотели отказываться от своих правил и традиций, и ничто не мешало им так поступать. Следовательно, прогресс в рассматриваемой сфере был, но не достаточно высокого уровня.

Приведем еще один приме, когда Суд ЕС внес свои коррективы в решение важной проблемы. Обеспокоенная промедлениями государств-членов, Комиссия инициировала ряд дел о нарушениях, допущенных должностными лицами в рамках своих обязанностей, на основании директивы по страхованию. Наиболее важное из этих дел касалось Федеративной Республики Германии, которую Комиссия обвинила в разрешении предлагать свои услуги только компаниям, учрежденным в Германии?⁵⁸

Суд ЕС, имея сою твердую позицию, отметил, что в отсутствие правил ЕС, ретуширующих действия страховых компаний, государства-члены имели право руководствоваться своими собственными правилами в отношении услуг, предоставленных на их собственной территории. Учитывая потребность гарантировать защиту прав потребителя. Суд определил законность процедур, применяя которые национальные власти могут удостовериться, что предприятие выполняет положения, установленные для страховых компаний.

В тоже время решение содержит несколько уступок относительно содержания принципа взаимного признания. Суд отвергает как "крайне негативную" для свободного предоставления услуг идею, состоящую в том, что страховая компания, для того чтобы получить разрешение предоставлять свои услуги в другом государстве-члене, должна быть уже учрежденной и постоянно ^[143]

действующей компанией. Принцип свободного предоставления услуг, определенный в статье 59 (49), содержит разрешения лицам, не зарегистрированным в государствс-члснс предлагать свои услуги в другой стране.

Как видим, Суд ЕС подтвердил использование концепции свободного предоставления услуг. Вряд ли Суд можно обвинять в том, что он изъял у государств-членов ряд полномочий: решение Суда в значительной степени сохраняет их полномочия по контролю, и в первую очередь благодаря емкому по содержанию определению учреждения, действующего в другом государстве-члене. Ссылки на решение по делу Commission v. Germany^[144]часто приводятся в качестве примера того, что Суд избрал новый подход к рассматриваемой проблеме.^[145][146]Суд специально выделил изменения в регулировании рынка страхования ЕС. Спустя несколько лет после вынесения данного решения, в этой области значительно активизировалась деятельность ЕС. Совет на основе решения Суда принял ряд директив, внесших определенность в регулирование указанных вопросов.^[147]

Именно Суд ЕС сумел утвердить эту новую тенденцию. Даже в противовес позиции Комиссии, Суд четко узаконил альтернативный подход вместо раннее существовавшего. Подтвержденные Судом ЕС права свободного предоставления услуг должно осуществляться при наличии определенных услуг.

Это было не единственным достижением в деятельности Суда ЕС, имеет практическое значение его позиция относительно взаимного признания и последовательного вовлечения в этот процесс контролирующих властей государств. Возникает вопрос: не лучше ли было для государств-членов определить в договоре правила контроля, чем допустить контроль над их национальным законодательством и надзор Суда ЕС? Этот пример явно демонстрирует действия другой функции прецедента ЕС, а именно функции законодательной инициативы.

Суд ЕС, исходя из важности ряда положений Римского договора, взял на себя миссию заполнить пробелы в законодательстве ЕС. Суд также оказал косвенное давление на государства-члены, на органы полігтической власти, поскольку его принципы отличались от принципов, которых поддерживались государствам-членам.

Принятие принципа взаимного признания ясно демонстрирует этот процесс. В начале реакция государств-членов на решение Cassis de Dijon была не активной, поскольку они считали, что лишь в незначительной степени затрагивает их суверенитет. Кроме того, страны с высоким уровнем экономической или социальной защиты опасались введения наблюдения за их производителями, стремящимися контролировать качество товаров, поступающих из стран, где законодательство нс ставит жестких ограничений. Несмотря на это, в течение лишь нескольких лет, национальные правительства взяли на вооружение аргументы Комиссии и приняли законодательную программу, реализующую идею взаимного признания.

Объяснение этому можно найти в следующих фактах. Возможно, «гго изменения международной обстановки сыграло определенную роль в том, что государства-члены убедились, что создание единого рынка лучше, чем участие в международной конкуренции в качестве отдельно взятой страны.^[148] Но можно также утверждать, что Суд ЕС изменил общую позицию по этому вопросу.

До дела Cassis de Dijon государства-члены, согласившиеся с мнением, что в отсутствие проведения ЕС мер по гармонизации они были вправе издавать законы для защиты своих интересов, в соответствии со статьей 36 (30), даже если иногда существующие расхождения между национальными подходами могут препятствовать внутренней торговле в рамках ЕС. На такое толкование ссылалось правительство Германии в Суде. Дело Cassis de Dijon в радикальной степени изменило толкование решения проблемы. С момента принятия этого решения государства-члены могли попасть в качестве отвергиков в разбирательство Суда ЕС, инициированное либо Комиссией, либо частными лицами всякий раз, когда можно было предполагать, что государства-члены игнорировали требования

взаимного признания. Под усмотрение Суда попало окончательное решение конфликтной ситуации, возникшей между свободным движением товаров и ценностями, которые защищают национальные законодательства.

Даже если кто-то мог допустить, что судьи Суда ЕС были заинтересованы в охране законных интересов государств-членов, понятно, что национальные правительства предпочли избежать умаления своей власти в отношении принятых решений. Политическая власть ЕС предложила им большее количество гарантий: приняв новую стратегию, предложенную Комиссией, они приобрели полномочия решать точную дозировку в какой степени осуществлять гармонизацию и взаимное признание.^[149]

Те же самые аргументы могут быть взяты на вооружение, чтобы понять почему, после решения по делу Cassis de Dijon, ускорился процесс гармонизации. Бесспорно, этот шаг вперед обязан Единому европейскому акту, который повлек структурное изменение в сторону принятия решения простым большинством в отношении 2/3 директив, предусмотренных в Белой Книге на завершающем этапе формирования внутреннего рынка. Прецедеігтом Суда ЕС было усилено воздействие этого изменения на правоотношение.

До принятия решения по делу Cassis de Dijon, национальные правительства пребывали в неуверенном положении. Поскольку для принятия директивы по вопросу гармонизации требовалось единогласие участников, они желали получить в замен какие-либо преимущества за то, что им приходилось отойти от их национальных традиций, и это потребовало затяжных переговоров, что замедляло процесс. Решение по делу Cassis de Dijon радикально изменило ситуацию вопроса, введя судебный контроль за законностью выбора, который сделали государства- члены на национальном уровне. Есть и другой положительный результат, а именно уменьшилось число препятствий для реализации договоренностей, достигнутых в рамках ЕС. Взаимное признание привело бы к тому, что национальные меры, применялись только к национальным товарам, в то время как товары, произведенные в государствах-членах с менее строгими требованиями, должны свободно допускаться на внутренний рынок. Это стало желаемой перспективой, так

как каждое государство не хочет поставить своих собственных производителей в худшее положение по сравнению с иностранными. Сама ситуация заставила государства-члены изменить позицию на переговорах по содержанию принципа. Стимулы государств-членов достигнуть согласия на переговорах оказались настолько сильными, что имели положительный итог.

Опасение получить осуждение Суда ЕС - является одним из факторов, которые могут изменить поведение государств-членов.

Полезно обратиться к политике ЕС в области рыболовства. Следует отметить, что Римский договор предусмотрел проведение общей политики в области сохранения морских ресурсов, тем нс менее, Совет не смог добиться принятия единого решения по этой проблеме. И только Суд сумел справиться с этой проблемой. После повторного заявления об исключительной компетенции ЕС и запрете односторонних действий какого-либо государства-члена. Суд приступил к реализации своих полномочий, руководствуясь статьей 5 (10), обязывающей государства-члены содействовать действиям ЕС, и статьей 155 (211), наделяющей Комиссию общими полномочиями законодательной инициативы и наблюдения. На основании названных статей, Суд постановил, что государствами-членами, являющимися "опекунами общего интереса"^[150], могут приниматься меры по сохранению ресурсов только под контролем и с одобрения Комиссии. Этим постановлением удалось достигнуть две цели. Как известно, полномочия Комиссии состояло в том, чтобы наложить вето на национальные меры, важно, что решение Суда нацеливает государства-члены на достижение общей позиции. Итак, представляегся, что было бы предпочтительным договариваться между собой в рамках Совета и так стало применяться на практике.^[151]

Анализ решения Суда ЕС, проделанный выше, приводит к выводу, что они нацеливают законодателя в рамках ЕС к активным действиям.

Можно сделать вывод, что формирование политики судебным путем и вследствие этого оказания правового влияния на политику свидетельствует о положительных сдвигах последней. Подобное развитие событий нс было предусмотрено государствами составителями европейских договоров. Наступления

их потребовало реакции Суда ЕС. Судьям пришлось поступить гибко, так как они использовали и классическое, международно-правовое толкование положений договоров и должны были установить совместимость внутреннего права государств-членов с правом ЕС. Сложность заключалась в том, что судьи были связаны точной формулировкой некоторых важных положений подобно статье 173 (230). Благодаря своим инновационным толкованиям договора, Суд обеспечил больше возможностей для политических участников, будь они национальные правительства или европейские учреждения, преследующие свои политические цели в рамках юридических механизмов. Суд также предоставил частным участникам стимулы и инструменты для использования возможностей суда тогда, когда право ЕС было для них более благоприятно, нежели нормы национального права. В результате, большое число важных проблем, требующих решения, было перенесено с политических органов на судебные.

Характерна закономерность: чем более важные решения принимаются судебной властью, тем большее количество потенциальных истцов будут обращаться в суд для защиты своих интересов.

Это вызывает множество трудностей и в итоге приводит к критике за затягивание процессов рассмотрения дел в Суле ЕС. Необходимо отметить, что Суд вносит деполитизацию в политический процесс.’⁶⁷ Конфликт приверженцев интеграции с теми, кто выступает против нее, перерастает в решение вопроса о надлежащем толковании договора. В первые десятилетия существования ЕС физические и юридические лица редко обращались в Суд для оспаривания полномочий национальных администраций. С активизацией деятельности Суда ЕС затраты на его содержание значительно увеличились. Как полагаем, проблема заключается в том, что формирование политики судебным путем может вызвать серьезную критику в его адрес. В прошлом Суд уже несколько раз ограничивал действие своих решений указывая что, определенным сроком, решения будут применимы только в отношении требований, которые были приняты к рассмотрению до момента вынесения решения.^[152][153] Приняв такой подход, который открыто признает творческий характер некоторых его решений, и став объектом

критики,^[154][155] Суд ЕС пытался отгородить правительства от огромного количества требований. Он также реагировал на попытки предпринимателей, ссылающихся на статью 30 (28) выступать против внутренних законов, регулирующих продажу товаров, что ограничивало возможности частных истцов использовать европейскую судебную систему для достижения результатов, которых они не могли достигнуть используя обычный политический процесс. Использование результатов судебного процесса является индикатором важности правовой политики в ЕС, этим объясняется более осторожное поведение Суда ЕС за последние годы.